Невезучая. Светлана Усачева

ик Восьмое Марта были приглашены мамы. Каждый ребенок, кроме меня, сидел за столиком со своей мамой. Она пила вместе с ним чай, ела пирожное. Все, кроме меня, сидели с женщинами! Вот тогда я поняла, как в моей жизни не хватает мамы. Я громко закричала: «Хочу маму! Где моя мама?» Потом последовало рыдание, а я сразу повзрослела. С этого возраста я начала отсчет своим неудачам, завела мысленно свою тайную черную книгу.

      В детстве, юности, этих неудач было, как беспризорных собак в нашем военном городке. Так что я не буду отдельно останавливаться на каждом случае, а только перечислю их: разбитые коленки, швы и вздохи сожаления; удаленный аппендицит на грани между жизнью и смертью; неожиданная двойка, после пятерок; синяк на лице соседа по парте, за то, что дразнил меня. И куча таких мелочей, портивших жизнь моему отцу, за что он меня всего лишь журил, а мне было потом очень стыдно. Еще я беспрестанно искала себе маму, в каждой подруге отца. Лишь после двенадцати лет, подслушав нечаянно разговор отца и его очередной пассии, я поняла, что до меня этим женщинам нет никакого дела, им был нужен мой отец, а для меня была бы прямая дорога в интернат после их обручения.

      Когда мне исполнилось 18 лет, я уехала в Москву, чтобы больше не только своим поведением, а и своим видом, не огорчать отца. То, что я творила в столице, это знаю только я. Огорчений для отца стало меньше, потому что он не знал, чем я там занимаюсь, но в черную книгу меньше не стало попадать моих неудач.

      Второй крупной неудачей в своей жизни, я посчитала провал на конкурсе – отборе. К концу обучения на курсах делопроизводителей, к нам пришли работодатели из иностранных фирм. Из-за незнания языков, ваш покорный слуга соответственно отбор не прошел. Пришлось устроиться в строительную фирму. Каждый божий день я ходила на строительную площадку, и в зависимости от сезона глотала пыль, месила грязь, разбивала каблуки на бездорожье. Но мечта работать в иностранной фирме, заставила меня заняться изучением иностранных языков. Я учила немецкий, английский, французский, итальянский. Последний язык стала учить для успокоения своего «эго», доказывая сама себе, что я все могу. Пять лет ушло на то, чтобы уметь бегло говорить на них и писать.

      Кажется, я уже стала только приближаться к своей мечте, работе в иностранной фирме, а не в строительной, где кроме знания русского языка и мата, другой не требовался, как заболел отец. Мой загранпаспорт, полугодичная виза в Италию, где первую очередь мне хотелось посетить Венецию, теперь не имели никакого значения. Соседка отца прислала мне телеграмму с пометкой срочно, где черным по белому, точнее желтому (бланк был такого цвета), было написано, что у отца обнаружена язва желудка.

      Эту новость и свои чувства, я внесла тут же в свою черную книгу, чем увеличила его содержимое на два пункта. Первое, что отец болен, а второе, что он ни словом, своей дочери, то есть мне, за это время не обмолвился о своем плохом здоровье. Я посчитала себя бездушной дочерью, эгоисткой, думающей только о себе, чем пополнила еще на один пункт свою книжку, и стала собирать чемодан для поездки к отцу.

      В первый день сборов, очень много размышляла и пришла к выводу, что кроме отца у меня никого нет, а это значит и у него также. Поэтому решила, собирать не только чемодан, но и себя полностью. Для чего я уволилась с работы, набила барахлом четыре ящика багажа, чтобы отправить их поездом в город к отцу.

      Я прожила в Москве семь лет, но, уезжая, оставляла этот город без сожаления. Увы, мое сердце никто из мужчин не затронул, а значит, разбитым я его не считала. Таких наивных дурочек, как я, каждый год приезжает в столицу не меряно, потому и принцев на всех не хватает.

      Подруг я тоже не приобрела, потому что это слово происходило от слова друг. Претендентов на это место было много, но все они проваливались на первых этапах конкурса – отбора. Между прочим, он был жесточайший. Я искала себе подругу, чтобы могла на нее полностью положиться. Но, увы, мне попадались только такие, которые были готовы высосать из меня все, в чем они нуждались. Я понимала, что мои нужды больше, чем их, и обрывала с ними всякую связь. Внутреннюю, внешнюю. Так что поплакаться в жилетку о последних приобретенных неудачах было некому, поэтому, сетуя про себя, а иногда вслух, я собралась ехать к отцу с семилетним самостоятельно приобретенным жизненным багажом.

      Самостоятельные годы меня закалили. Я старалась огорчения принимать без разочарований. Главное жива, здорова, а неудачи можно и пережить, потому что на моем пути они не последние. А невезение я считала своим роком, от которого невозможно никуда деться, поэтому не стоит перегружать сердце глубокими переживаниями. Но болезнь отца, меня достала, так как кроме него, у меня–то из родни никого не было. А сиротой, почти каковой, я считалась с детства, быть не очень приятно.

      Перед отходом поезда с вокзала, я позвонила отцу. Он был дома, и вкратце рассказал историю своей болезни и спасения. При очередном приступе он потерял сознание. Соседка, зашедшая занести газету, взятую оказией с почты, нашла его в этом состоянии и вызвала скорую.

      – А сейчас я чувствую себя прекрасно, так что можешь и не приезжать, – сказал мне на прощание отец.

      «Вот оно что, значит, я ему не нужна».

      Я остановилась