Комиссар Гордон. Последнее дело?. Ульф Нильсон

холодном поту. Ему приснился кошмар. Всё ещё сонный, он с трудом открыл глаза.

      – Уфф-уфф-уфф, – прокряхтел он и сел.

      За окном раздавалась весёлая песня и мерный стук топора. Жаби, помощник комиссара, колола дрова.

      Сейчас только съем маленький утренний кексик, подумал Гордон, и сразу проснусь.

      Комиссар тяжело поднялся и пересёк просторную комнату, где находилось отделение полиции. Вяло пошарил на полке. Но что это? Три важные банки исчезли. Полка была пуста.

      Комиссар потёр глаза. Однако это не помогло – на полке так ничего и не появилось!

      Гордон обыскал всю комнату. Ничего. Обыскал тюрьму, служившую им спальней. Ничего.

      И вдруг он увидел в зеркале своё отражение. Неужели это он? А ведь ещё не так давно он был молодым и статным полицейским. Какое неприятное зрелище. Он стал похож на комок мягкой глины. Пузо раздалось во все стороны и нависало над поясом складками. Из пижамы торчали тощие ножки с большими плоскими и неопрятными ступнями. Уголки широкого рта безвольно обвисли.

      – Когда-нибудь я отверну это зеркало к стене. Жабам ни к чему видеть своё отражение, – проворчал он.

      Правда, его помощница просто обожала это зеркало. Она часами могла вертеться перед ним и строить смешные мордочки. Иногда она примеряла полицейскую фуражку и напускала на себя по-настоящему грозный вид.

      – Ладно, но когда-нибудь я всё равно отверну его к стене!

      Вдруг комиссар вспомнил про сон, который только что видел. Во сне кто-то хотел утащить все его банки. А что, если это не сон? Что, если на отделение полиции напали бандиты?

      – Жаби! – позвал комиссар. – Сюда! Украдены важные банки!

      Стук топора немедленно прекратился. Песня смолкла. По полу просеменили быстрые лёгкие ножки – и вот перед ним стоит Жаби и отдаёт честь. Эту смышлёную мышь он нанял себе в помощники зимой. Энергичный, умный, покладистый и совсем ещё юный полицейский, чемпион мира по проникновению в дупла и узкие норы. Какая удача – ведь сам комиссар ни в дупла, ни в норы лазить не умел.

      – Доброе утро, шеф.

      – Дело нешуточное, – сказал Гордон. – Какой-то негодяй украл банки с кексами!

      Комиссару показалось, будто Жаби как-то ехидно улыбается.

      Она выбежала во двор, а комиссар так и остался стоять посреди комнаты. Через минуту дверь снова распахнулась. Внутрь хлынули солнечный свет, птичьи трели и аромат цветов. На пороге стояла Жаби. Она пропела небольшую торжественную мелодию, сделала несколько танцевальных па и, покачиваясь, внесла в дом три большие банки.

      – Моя дорогая помощница, ты раскрыла дело! – Комиссар наконец взбодрился и повеселел. – Но кто же преступник? – спросил он и тут же припомнил новые подробности своего сна. Он жевал кексы и съел штук двадцать, не меньше. Из угла за ним наблюдала какая-то чёрно-белая фигура. И смеялась над его толстым пузом. И дразнила за то, как жадно он уминает кексы. Во сне этот чёрно-белый незнакомец пытался украсть его банки. Но комиссар его перехитрил…

      – Ну и кто же вор? – повторил свой вопрос комиссар.

      – Ты сам, шеф! – весело сказала Жаби. – Я проснулась рано утром и увидела, как ты встаёшь. Возможно, ты это делал во сне. Ты взял банки и вышел из дома. А потом вернулся без банок и уснул.

      Комиссар вспомнил, что во сне он тоже спрятал банки. Он покашлял и опустил глаза.

      – Мне не спалось, – продолжала Жаби, – и я пошла в сарай рубить дрова. И нашла там банки…

      – Преступник дразнился и вёл себя крайне неприятно, – с чувством подчеркнул комиссар. – В моём сне, то есть.

      Его вдруг посетила страшная мысль: а что, если в банках ничего нет? Будет очень печально, если окажется, что во сне он съел все кексы и даже толком не насладился вкусом! Пустые банки и ещё более толстый живот – вот и всё, с чем он останется. Комиссар потянулся к одной из банок. К утренней. (Банки у него были разные: утренняя, обеденная и вечерняя.)

      Работа полицейского может длиться день и ночь, поэтому важно различать время суток на вкус. Вдруг утренняя банка окажется пуста?

      Но нет – кексы были на месте.

      Гордон поставил один на другой два ванильных кекса и запихнул в рот. Какое наслаждение!

      – Грумф, грумф.

      Какой-то я стал прожорливый последнее время, подумал он.

      Жаби копалась в сундуке с костюмами, который стоял под кроватью. Отыскав в нём золотую корону, она надела её и принялась плясать по комнате и распевать: «Я раскрыла это дело, я раскры-ы-ыла дело». И всё время поглядывала на себя в зеркало.

      – Знаешь, раньше я прямо-таки зашивался на работе, – сказал Гордон. – Но с тех пор, как зимой я взял тебя в помощники, работать стало легче, и обстановка в отделении сейчас