Наследники Ассарта. Владимир Михайлов

был уверен, что понял правильно, язык был все-таки очень далек от ассартского, хотя некоторые корни явно имели то же происхождение. Поедая купленную в ларьке булку из муки грубого помола с куском колбасы, о происхождении которой он постарался не думать, Хен Гот решал дилемму: пуститься ли в обратный путь и просить прощения у ненавистного ублюдка (это обещало продолжение какой-никакой, но все же жизни) – или просто умереть. Совершенно неприемлемой была мысль, что его покаяние будет происходить на глазах у Лезы; нет, он не мог пойти на столь крайнее унижение, после которого и вовсе перестанет значить хоть что-то в ее глазах.

      Лучше уж умереть; тогда она хоть изредка станет вспоминать о нем, как о гордо ушедшем после того, как она отвергла его любовь, – и погибшем в неравном сражении с грубым бытием.

      Умереть, кстати, можно было и здесь, для этого не требовалось заново переживать все трудности обратного пути.

      Как именно умереть? Это показалось ему очень простым: стоит только, когда решение окончательно дозреет, гордо и открыто двинуться на охранников торгового комплекса – и они, без сомнения, на этот раз откроют огонь и убьют его, а он, умирая, в последний раз выговорит немеющими губами ее имя.

      Был и другой способ: просто умереть с голоду. И, откровенно говоря, историк вначале остановился именно на нем: ему подумалось, что такой образ действий будет и менее болезненным, и более верным: охранники ведь могут и не убить, а просто ранят, а что потом? Может быть, установят его личность – и это приведет к неприятностям для Лезы? Нет, риск был слишком большим.

      Значит, смерть от голода, решил он. И после булки с колбасой не стал покупать уже ничего.

      Он нашел местечко в пыльном кустарнике близ пивного ларька и залег там, подложив под голову чемоданчик с архивом и пристроив банку с Малой Сестрой. Вечером уснул, но перед рассветом проснулся оттого, что очень хотелось есть. Чтобы отвлечься, он начал думать об истории – о том, как он стал бы убеждать Властелина отказаться от идеи Новой Истории и обратиться к истории Подлинной, которая – Хен Гот все более в этом убеждался – была ничем не хуже, хотя, может быть, по свойственной ассаритам лености и отсутствию любознательности не была столь изукрашена всяческими арабесками и прочими прибамбасами, как это сделали со своим тощим прошлым иные, часто куда как более молодые миры. Думалось хорошо, голова была свежей. Две булки с колбасой назад… Да нет, одернул он сам себя, две эпохи назад я имел в виду, именно эпохи! Булки с колбасой – надо же! Фу! Итак, две бутылки пива тому назад…

      Как-то незаметно он задремал. Снилась ему еда. А когда проснулся, то с ужасом обнаружил, что Малая Сестра исчезла из банки. Только трогательный хвостик ее и длинные плавники валялись рядом с ним в траве. Не было сомнений: он съел ее во сне, даже не сознавая, какое страшное деяние совершает…

      Он подумал, что воистину больше не заслуживает жизни.

      Но смерть от голода оказалась, как он понял, вовсе не простой. Может быть,