Пятое время года. Н. К. Джемисин

это не соответствует твоему обыденному, скромному камуфляжу, которым ты себя окутала. Многие в городе так воспринимают его, несмотря на тот факт, что он, как ты знаешь, не пьет. Выражение его лица в этот момент, однако, заставляет тебя впервые подумать, что он был бы хорошим отцом, будь у него дети.

      – Вот, значит, что, – говорит он. Его голос хриплый со сна. – Он убил малыша? Люди так и думают, хотя Лерна сказал, что не уверен.

      Ты киваешь. Ты тоже не смогла сказать Лерне слова да.

      Раск не сводит взгляда с твоего лица.

      – И малыш был…?

      Ты снова киваешь, и Раск вздыхает. Ты замечаешь, что он не спрашивает, не являешься ли ты чем-нибудь таким.

      – Никто не видел, куда Джиджа ушел, – говорит он, подтягивая колени и кладя на них руку. – Люди говорили об… убийстве, поскольку это легче, чем говорить о… – Он беспомощно поднимает и роняет руки. – В смысле слухов много, и по большей части грязь, а не камень. Некоторые видели, как Джиджа грузил вашу телегу и потом уехал с Нэссун…

      Твои мысли сбиваются в кучу.

      – С Нэссун?

      – Да, с ней. А что… – Тут Раск понимает: – О, черт, и она тоже?

      Ты пытаешься не дрожать. Ты сжимаешь кулаки, чтобы не дрожать, и земля у тебя под ногами немедленно ощущается ближе, воздух вокруг тебя тут же холодеет, прежде чем ты успеваешь сдержать свое отчаяние, радость, ужас и ярость.

      – Я не знала, что она жива. – Это все, что ты говоришь после очень долгого, по ощущениям, мгновения.

      – О. – Раск моргает, и сочувственное выражение возвращается на его лицо. – Ну, когда он уезжал, она была с ним. Никто не подумал ничего, да и не знал. Большинство думали, что отец просто пытается научить первенца своему делу или уберечь заскучавшего ребенка от беды. Затем случилась вся эта хрень на севере, и все забыли об этом, пока Лерна не сказал, что нашел тебя… и твоего ребенка. – Он замолкает. На миг стискивает челюсти. – Никогда не думал, что Джиджа такой. Он бил тебя?

      Ты качаешь головой.

      – Никогда.

      Было бы легче все это перенести, если бы Джиджа прежде бывал жесток. Тогда ты могла бы винить себя за недальновидность или благодушие, а не за грех деторождения.

      Раск делает глубокий медленный вдох.

      – Дерьмо… вот же… дерьмо.

      Он мотает головой, проводит рукой по седым всклокоченным волосам. У него пепельные волосы не от рождения, как у Лерны и других, ты помнишь то время, когда его волосы были коричневыми.

      – Ты пойдешь за ним?

      Его глаза бегают. Это не то чтобы надежда, но ты понимаешь то, что он из вежливости не осмеливается сказать. Пожалуйста, покинь город как можно скорее.

      Ты киваешь, с радостью соглашаясь.

      – Мне нужно, чтобы ты дал мне пропуск.

      – Заметано. – Он мнется. – Ты понимаешь, что не сможешь вернуться?

      – Понимаю. – Ты с трудом выдавливаешь улыбку. – Я и не хотела.

      – Не могу тебя винить. – Он вздыхает, снова неуютно мнется. – Моя… моя сестра.

      Ты не знала,