Дерзкий рейд. Георгий Свиридов

Мальчик близко к сердцу принимал все перипетии борьбы сказочного героя, ибо где-то в душе верил, что Асан-Кайги беспокоится обо всех бедных людях, в том числе и о нем, об Алике, маленьком пастушонке.

      А потом дни становились длиннее и теплее, солнце поднималось выше и прилетал жансылык – теплый и благодатный весенний ветер. Снежные сугробы делались пористыми и хрупкими, они оседали до самой земли, появлялись проталины, на которых зеленели первые робкие ростки травы. Все просыпалось, тянулось навстречу солнцу, каждая травинка и стебелек пели о жизни, и нежный утренний ветерок перебирал их ласково, словно материнские пальцы шелковистые косы дочери. То там, то здесь вспыхивали огненные желтые лепестки степных тюльпанов, поднимались на высоких стеблях алые бутоны маков, их было так много, что, когда раскрывались бутоны, степь становилась похожей на огромный праздничный ковер.

      Теплые весенние дни действительно были радостными и праздничными для большинства детей Кайда-аула. С утра до позднего вечера не затихал их гомон на зеленых лужайках; играли в веселые игры: в ак-сеук – белая кость, или в бура-котан – верблюжий загон, или охваченные азартом мальчишки сражались в кости, в бабки, где нужны и точный глаз, и сноровка.

      Но Алике Джангильдинов только с завистью смотрел на резвившихся сверстников, ибо вынужден был уже зарабатывать сам себе на хлеб, пасти чужих овец. Он так и не научился как следует играть в кости, хотя в кармане носил свои асыки. Овцы только на вид смирные, а как выберутся в степь да почувствуют, что с ними пастух-малолеток, так и норовят показать свой норов и прыткость. К концу длинного дня, намаявшись и обессилев, Алике гнал к аулу сытое стадо, а сам еле передвигал одеревеневшими ногами. Тут уж не до веселых игр, не до песен. Только бы скорее добраться до своей хижины, смыть с лица соленый пот да плюхнуться на войлочную кошму…

      Наступал день, когда весь аул снимался с места и перекочевывал на летнее пастбище – на джайляу. Местом летовки было урочище возле тихого и по-своему красивого степного озера, которое лежало продолговатым блюдом среди невысоких лобастых холмов.

      Из озера, на северной стороне, вытекала речка. Тихо журча по отполированным до глади камешкам, ее вода уходила куда-то в бескрайнюю даль степи. Высокие обрывистые берега сжимали речку, образуя глубокое ущелье, словно прорубленное в скале сказочным великаном одним ударом гигантского меча. Здесь всегда, даже в самые знойные летние дни, сумрачно и прохладно. Солнечные лучи только в полдень, да и то на короткое время, заглядывали на самое дно ущелья.

      Алике любил забираться сюда, в глухое место, сидеть на камне, свесив ноги в прохладную прозрачную воду, слушать ее бесконечный глуховатый, торопливый говор и мечтать. Ему хотелось быть, как сказочный Асан-Кайги, сильным и смелым и найти счастливую землю…

      Жизнь на джайляу текла однообразно и размеренно. Алике бродил с отарой овец по лощине, травы было много, нежной и сочной, сытые животные не спеша топтали острыми копытами зеленый