Подарок инкассатору. Евгений Константинов

пока Михалыч инкассировал очередную точку. Водитель, по прозвищу Судак, был неразговорчив и потому Виктора от чтения не отвлекал, что радовало. Михалыч – сборщик, вернувшись в машину и передав старшему – Виктору Кармазову сумку с деньгами, всего лишь объявлял название следующей точки, хотя все знали это и без него – маршрут был расписан по минутам и, можно сказать, по метрам.

      Помимо опломбированных сумок Михалыч приносил и кое-что другое. Из булочной – батон белого, из овощного – пакетики с квашеной капустой и солеными зелеными помидорами, из продуктовых – три пакета молока и граммов семьсот колбасы «Любительской», нарезанной правильными ломтиками, и, конечно же, водку. Надо заметить, что ни за продукты, ни за спиртное инкассатор не платил ни копейки: так было заведено – давали. Сюрпризом для водителя и старшего маршрута стали шесть бутылочек пива, и не какого-нибудь, а произведенного в Польше, с овальной этикеткой, на которой танцевали юноша и девушка. Какой-никакой, но традиционный субботний праздничек по окончании маршрута инкассаторов ждал.

      Зачитавшись, Виктор не заметил, как пролетело время и они вернулись к отделению банка с двумя мешками, набитыми деньгами. Сумки сдали без проблем и быстро. Затем, разоружившись, пили в машине, и, опять же по субботней традиции, водитель развез инкассаторов по домам.

      Одно дело – выпить дозу, другое – почти две дозы, к тому же, можно сказать, с условной закуской. Для закаленного Михалыча и три стакана с одним соленым огурцом оказались бы в самый раз. Виктор же заметно захмелел. Но и был этому рад, тем более – завтра на работу не идти, тем более – притащил домой парочку пива.

      Разувшись, одну бутылку открыл и сделал три жадных глотка. Вторую вместе с пакетом молока убрал в холодильник. Завтра утром в охоточку можно будет сварить на этом молоке геркулесовую кашу, которую Виктор любил с детства, особенно если ее чуть-чуть подсластить и сверху бросить кусочек сливочного масла. Сейчас есть вроде бы не хотелось, но к пиву Виктор достал из кухонного шкафа вяленого подлещика. Постелил на столе газету и быстро, умеючи почистил рыбу. Газету с очистками выбросил в мусорное ведро, а ребра, спинку с хвостом и толстую, блестящую жиром икру выложил на тарелку.

      Когда половина икры была съедена, ребра обглоданы, а первая бутылочка пива выпита, Виктор помыл руки и взялся за блокнот. Он не забыл, что нарисованные накануне две сцены на берегу водохранилища утром оказались словно бы кем-то перерисованы, что он стер картинки ластиком, а вырванные страницы сжег. Потому и не спешил открывать блокнот: вдруг и с новыми рисунками случилось нечто подобное.

      А когда открыл, едва не поперхнулся холодным пивом из второй бутылки. Он помнил, что запечатлел эпизод, в котором Волохов одной рукой беззастенчиво лапает Инессу, а в другой держит бутылку коньяка. Далее по тексту он практически насилует женщину, и Инессе приходится терпеть эту так называемую вербовку.

      Саму сцену насилия, помня просьбу писателя не увлекаться порнушкой, Виктор рисовать не стал,