Великий Александр Македонский. Бремя власти. Михаил Елисеев

такое впечатление, что Филипп не пропускал ни одной юбки, но и это было бы еще ничего, но уж очень ему нравилось жениться. А это, учитывая его статус, было чревато последствиями. И этим, кстати, он будет сильно отличаться от своего сына, который тоже был выпить не дурак, а вот в том, что касалось связей с женщинами, был гораздо воздержаннее, чем его отец. Ритор и грамматик Афиней привел список жен любвеобильного македонского царя: «Филипп всегда брал новую жену на каждой из его войн. В Иллирии он взял Аудату и имел от нее дочь Кинану. Он женился также на Филе, сестре Дерды и Махата. Желая выставить притязания на Фессалию, он прижил детей от фессалийских женщин, одна из них Никесиполида из Фер, которая родила ему Фессалонику, другая была Филинна из Лариссы, от которой он заимел Арридея. Дальше, он приобрел царство молоссов (Эпир), женившись на Олимпиаде, от которой имел Александра и Клеопатру. Когда он подчинял Фракию, там к нему перешел фракийский царь Кофелай, отдавший ему дочь Меду и большое приданое. Женившись на ней, он таким образом привел домой вторую жену после Олимпиады. После всех этих женщин он женился на Клеопатре, в которую влюбился, племяннице Аттала. Клеопатра родила Филиппу дочь Европу». Впечатляющий список, не правда ли? Но подобная ситуация вряд ли могла понравиться Александру, ведь пропорционально царским свадьбам могло увеличиваться и число претендентов на трон. Недаром сохранился его упрек, который он адресовал своему отцу по поводу его побочных детей, на что царь ответил: «Это чтобы ты, видя стольких соискателей царства, был хорош и добр и был обязан властью не мне, а себе самому» (Юстин). Александр совет принял к сведению, и когда пришло время брать власть в свои руки, он действительно был хорош – но не по-доброму.

      А теперь давайте посмотрим на ситуацию глазами царевича: то, что царь-батюшка, бывало, в запой уходил и пирушки устраивал многодневные, вряд ли его сильно напрягало, ведь герои «Илиады» тоже немало времени за пиршественными столами проводили. Другое дело, что Филипп мог бы вести себя на этих мероприятиях поприличнее и посдержаннее как великий царь великой державы. Скорее всего, воспитанника Аристотеля явно коробили те грубости и пошлости, что творились в пиршественных залах царского дворца, но статус наследника обязывал его присутствовать. Гораздо больше его тревожила отцовская любвеобильность, ведь от этого напрямую зависело число конкурентов на царскую корону. То, что Олимпиада постоянно настраивала сына против Филиппа, сомнению не подлежит, и скорее всего главным аргументом в этом было то, что царь при желании может передать трон любому из своих детей. А вот это было для Александра неприемлемо – он был рожден царем, воспитан как царь и никем другим себя не видел. Надо думать, что когда Филипп приглашал Аристотеля, он отдавал себе отчет в том, что ученый будет воспитывать его наследника как будущего царя, со всеми вытекающими отсюда последствиями. И Аристотель со своей задачей справился блестяще, Александр воспринимал себя как базилевса, который