Спасти Колчака! «Попаданец» Адмирала. Герман Романов

гудок и свист пара раздались внезапно, по детскую душу. А-а-а! Мама-а! Мамочка…

      Константин Ермаков с трудом вырвался из объятий сна, удрал от давнего детского кошмара. Сел и крепко потер ладонью глаза. И тут же все вспомнил – утром они с Серегой подрядились на ремонтный мотовоз и после полудня уже были у заветной для него цели.

      Топчан под ним ходуном ходит, или он сам так качается? Голова очень кружилась. И поэтому Ермаков с трудом осознал, что сидит не на кровати, а, скорее, на откидной жесткой полке, а качается – потому что снова оказался в поезде, ведь перестук колес ни с чем не спутаешь.

      Опять гудок паровоза и свист выпускаемого пара заставили сжаться его сердце. Одной минуты не прошло, как вагон с железным лязгом остановился.

      Где-то рядом взвыл гудок, и Ермаков припомнил, что днем видел в Култуке самый настоящий паровоз, и здраво решил, что это именно он сейчас ночью куролесит.

      – А, наверное, здорово было бы сейчас выглянуть в окно и увидеть старую Слюдянку, этак вековой давности, – Константин на мгновенье зажмурился, представив, как сквозь клубы паровозного пара проступают очертания вокзала, извозчик на лошадке, путевой обходчик в шубе с высоко поднятым воротником. – Да, но это красиво лишь на картинке. Век-то назад там еще, может быть, и неплохо было, но потом…

      Он зажмурился, и перед глазами понеслись, как кадры из фильма, события и людские судьбы. Белые, красные, снова белые и снова красные. Тысячи и тысячи погибших…

      …Тогда, отступая вдоль нитки Транссиба, белые отчаянно дрались за осколки рушащейся, как колосс на глиняных ногах, Российской империи, тщетно пытаясь удержать утекающую как песок сквозь пальцы власть.

      Красные паровым катком шли на Восток, сметая, как огонь сухую траву, очаги жалкого сопротивления…

      Вагон снова дернуло, и он открыл глаза:

      – И куда же мы поехали, на ночь глядя? И где Серега? Опять, наверное, нажрался, падла! И Цырен куда-то запропастился! Чует, видать, что я ему шею сверну за такое лечение!

      Ермаков огляделся в поисках своей трости. Поезд потряхивало, он со скрипом набирал ход.

      – Совсем мне не улыбается без палки, на одной, почитай, ноге скакать до туалета… Сраму не оберешься, если загремлю костями! – он машинально посмотрел на ноги и невольно вскрикнул: – Боже милостивый!

      Нога! Она была согнута в колене…

      Согнута! Хотя этого не могло быть по определению, там ведь железная пластина вставлена. И пальчики теплые, шевелятся по малейшему желанию. Откуда?!

      – Так! Спокойно! – он закрыл глаза, через мгновение открыл, посмотрел на ногу. – Что получается, лечили, значит, душу, а вылечили ногу? Ну Цырен, ну… шаманский сын!

      Ермаков, чтобы удостовериться, не сон ли это, крепко ущипнул себя за ту самую ногу – и тут же от боли заскрежетал зубами. Какая к черту галлюцинация, какой сон?! От такой нешуточной боли впору было во все горло вопить, котов-полуночников с крыш диким криком согнать.

      От такой новости мучительно захотелось курить, и он стал охлопывать карманы в поисках сигаретной пачки. Однако в брюках оказалось пусто,