Великий Мао. «Гений и злодейство». Юрий Галенович

отношением в нашей стране к Сталину. У меня даже возникло впечатление, что там еще не воспринят факт смерти И.В. Сталина, что еще продолжает раскручиваться давно запущенная в ход машина, которая представляет людям Сталина рядом с Мао Цзэдуном, а Мао Цзэдуна рядом или наряду со Сталиным. Очевидно тогда Мао Цзэдун считал необходимым пользоваться именем и образом Сталина для усиления и значительности собственной персоны. Следует иметь в виду, что в начале 50-х в глазах мировой прогрессивной общественности Советский Союз имел весьма привлекательный образ державы-победительницы в борьбе с мировым злом – фашизмом; естественно, И.В. Сталин олицетворял тогда в мире весь героический советский народ. В КНР повсюду можно было видеть барельефы с наложенными одно на другое изображениями профилей вождей мирового пролетариата. В одном ряду, один за другим шли: К. Маркс, Ф. Энгельс, В.И. Ленин, И.В. Сталин, Мао Цзэдун. Первое изображение переходило во второе и т. д.

      Во всю мощь, широко звучала в КНР в те годы советская песня «Москва —Пекин», в которой центральными воспринимались слова: «Сталин и Мао слушают нас». После смерти Сталина слова в песне стали заменяться, но далеко не всегда. Чаще теперь слышалось «Сталин и Мао в сердце у нас». Создавалось ощущение, что народная тоска по вождю, по Сталину, преобразовывалась в теплое чувство восхищения его преемником Мао Цзэдуном, преклонения теперь уже перед ним.

      Именно тогда мне и довелось несколько раз подряд увидеть Мао Цзэдуна: на приеме по случаю пятой годовщины КНР, на башне Тяньаньмэнь во время демонстрации по тому же случаю, при посещении им нашей выставки.

      Пожалуй, первое ощущение мое: это кто-то или это даже что-то не похожее на обычных людей, иначе говоря – это вождь, который живет в каком-то ином измерении, в другом пространстве. Все движения его были нарочито замедленными, плавными, вероятно, как у космонавта в невесомости. Он будто бы парил над людьми. Он и все остальные-прочие – это словно два разных мира, общение между которыми на равных вряд ли возможно. При этом он знает и понимает людей много лучше, чем они сами знают и понимают себя. Людям же, напротив, нужно прикладывать большие усилия для того, чтобы попытаться осмыслить его наставления. Действительно, тогда и он сам, и работавшая на него пропагандистская машина создавали представление о нем как о божестве. Разумеется, коммунистическом божестве.

      Вот он поднялся со своего места за праздничным столом на приеме, неспешно двинулся в обход столиков, поздравляя присутствовавших с праздником, чокаясь с ними. Но при этом он ничего и ни с кем не пил, а лишь держал либо приподнимал свою рюмку, изредка дозволяя прикасаться к ней бокалам других людей. А рядом с ним живой и подвижный Чжоу Эньлай, который выпивал с гостями торжества от имени Мао Цзэдуна, специально и всячески подчеркивая это.

      Чжоу Эньлай поминутно запрокидывал голову и, казалось, опустошал содержимое своей рюмки, но странное дело – вино в его рюмке никак не кончалось. Техника этих движений была отработана великолепно. Мало того,