Человек из ресторана. Иван Шмелев

Вынимает карточку и дает мне:

      – Сейчас же к Дюферлю, чтоб букет из белых роз и в середку черную гвоздику! И чтобы Любочка собрала! Она мой вкус знает. Живей!

      Вижу, какое дело начинается. А-а, плевать. Покатил я за букетом, а в мыслях у меня, сколько он мне за хлопоты отвалит. Вот и дело с Кривым уладим, дам ему трешник за пиджак… А как вспомнил про его слова – хоть домой беги. Вот что внутри у меня делается.

      Подкатил к магазину, а там уж запираются. Но как показал карточку – отменили. Хозяин, немец, так и затормошился. Руки потирает, спешит, барышень встормошил…

      – Сейчас, сейчас… Где нож? Проволочки скорей!..

      Мальчишку пихнул, схватил кривой нож и прямо в кусты.

      Сказал я ему, что барышне Любочке приказали делать, а он и не вылезает. Тогда я уж громче. Выскочил он из цветов, вынул из жилетки полтинник и сует:

      – Скажите, что она… Ее сейчас нет, но скажите, что она… Я по их сделаю, уж я знаю… Для молодой девицы букет или как?

      И барышням по-французски сказал, а те смеются. Сказал я – для кого.

      – А-а… в ресторане? Хорошо.

      И вдруг красную розу – чик!

      – Из белых наказали, – говорю. – И гвоздику черную в середку.

      – Да уж знаю! – И опять с барышнями по-своему, а те улыбаются. – Будет с гвоздикой.

      И посвистывает. Роскошный букет нарезали, на проволочки навертели, распушили, а красную-то растрепали на лепестки и внутри пересыпали. И вышел белый. А черная гвоздика, как глаз, из середки глядит. Лентами с серебром перехватил – и в бант. Потом поднес лампочку на шнурке к стеклянному шкафу и кричит:

      – Наденька, выбери на вкус… Нюточка!..

      Стали они спорить. Одна трубку с серебряной змейкой указывает, а другая не желает.

      – Им, – говорит, – Фрина лучше… Я его знаю вкус.

      А немец и разговаривать не стал.

      – Змею – это артистке, а тут Фрина лучше, раз в ресторане…

      И вытащили из шкафчика. Почему Фрина – неизвестно, а просто женская фигурка вершков восьми, руки за голову, и все так, без прикрытия. Букет ей в руки, за голову, закрепил во вставочку, и вышло удобно в руках держать за ножки. Потом на ленты духами спрыснул и в станок, в картон поместил.

      – Осторожней, пожалуйста… И скажите, что Любочка. Но помните…

      Сам даже дверь отворил.

      Только я наверх внес, сейчас Игнатий Елисеич подлетел, букет вытянул и на руку от себя отставил. И языком щелкнул, как фигурку увидал.

      – Вот так штучка! – И пальцем пощекотал.

      Очень все удивились и посмеялись. Потом через всю белую залу для обращения внимания понес. Встал перед Иваном Николаевичем, а букет на отлете держит. Очень красиво вышло. А тот ему:

      – Дайте на стол! – даже строго сказал и платочком обтерся.

      Очень им букет понравился, и директор хвалил. А тот все:

      – Вот мой вкус! Очень великолепно?

      – Очень, – говорит, – хорошо, но она как взглянет… Она от нас в театр собирается…

      – Пустяки… –