Рассвет. Олег Кожин

слезы разлетелись в разные стороны. Чувствуя себя донельзя глупо, она запрокинула голову, замахала руками перед лицом. Ни дать ни взять – экзальтированная дурочка из вечернего ток-шоу для домохозяек. Антон снял с ее носа соленую каплю, внимательно изучил, выгнув бровь с таким уморительно-серьезным видом, что Света, не выдержав, прыснула. Но смех получился натужным, истеричным.

      – Прости… – кое-как успокоившись, выдавила она.

      – Эй! Посмотри на меня. – Антон подсел ближе, положил ей руки на плечи. – Ну же, посмотри на меня. Спать ложатся все на свете, спят и взрослые, и дети… Помнишь?

      Шмыгнув носом, Света нашла-таки силы улыбнуться в ответ.

      – Спит и ласточка, и слон, но не спит один…

      – Антон.

      – Ну вот!

      Брат безошибочно раскрыл книгу на нужной странице.

      – Стал он песни петь от скуки, взял от скуки книгу в руки. Но раздался громкий стук – книга выпала из рук!

      – А знаешь, мы даже во дворе его вместо считалочки использовали. Раз-два, три-четыре. Кто не спит у нас в квартире? Всем на свете нужен сон. Кто не спит, тот выйди вон! Я всех девчонок на нее подсадила.

      – Считалочки… – снисходительно хмыкнул Антон. – А ты вообще в курсе, что Маршак не только детские стишки писал? Он много переводил. Бернса, например. Это…

      – Знаменитый шотландский поэт. Я знаю.

      – Ну да, конечно. А еще он «Калевалу» переводил. Казалось бы, где Маршак и где «Калевала», да? Я думаю, он был великим мистиком. Не показным, как все эти графы Калиостро, а тихим, скрытным мистиком, который всю жизнь прятался под личиной добродушного детского писателя. У него даже в детских стихах порой такая жуть сквозит, никакому Лавкрафту не снилось. Просто не все это видят…

      Антон широко зевнул, по-детски заплямкал губами.

      – Всем на свете нужен сон, это точно. Мне бы сейчас определенно не помешал. И Свете тоже, я думаю.

      Антон мягко поцеловал сестру в лоб.

      – Давай дуй спать.

      – Дую! Доброй ночи, Угомон…

      В дверях спальни Света замешкалась.

      – Знаешь, я иногда думаю, как все было бы, будь мама жива. Если бы все эти годы она была рядом…

      Ответа не было. Зарывшись лицом в подушку, брат уже крепко спал. Видно, в самом деле намаялся за день. Света вернулась, заботливо укрыла Антона пледом. Убрала со лба непослушные вихры. Шепнула:

      – Сладких сновидений!

      Что снилось ее брату, один Морфей ведает, а вот Светины сновидения сладкими не были. Снилась какая-то старая больница, и она, в одной рубашке, как птица металась между запертых дверей в поисках выхода. Неприятное жуткое место во сне представало мрачным готическим замком, полным тайных склепов и замурованных ниш с истлевшими скелетами. Она тянула за руку ребенка, мальчишку, и по пятам за ними стелилась голодная тьма, полная чудовищ. Черные щупальца расползались по стенам, оплетали лампы и светильники, душили любой, даже самый робкий источник света. Света. Света! СВЕТА!!!

      Женский голос истошно звал ее по имени. Голос, который она ни разу не слышала,