Война и люди. Дмитрий Анатольевич Куликов

sis>

      Сожми кулак,

      Прости былое.

      Не обречет тебя судьба.

      Поверь в добро,

      Убей все злое,

      Есть только ты и у тебя.

      Эта повесть состоит из отдельных рассказов, которые весьма правдивы, но тем не менее не стоит принимать все ниже написанное за чистую монету. Я убедительно прошу вас не считать эту книгу доподлинно документальной, даже если она таковой и является, а исключительно художественной. Анализируйте, думайте и делайте выводы в меру своего восприятия. Ваше право соглашаться с размышлениями и поступками героев книги или нет. Рассказы объединены под одним общим названием и не имеют хронологии, так как каждый из них имеет право являться самостоятельной историей в силу своей обособленности. В книге не упоминаются ни имена, ни звания, ни клички, ни города, ни временные отрезки, за очень редким исключением. Это сделано как с точки зрения человеческой и всемирной этики, так и для того, чтобы вы, уважаемый читатель, не привязывались к личности, месту и времени и не были введены в заблуждение. Не стоит привязываться даже к событиям, описанным в рассказах. Это книга о людях в целом, о том, как они себя ведут в особенных условиях, о их мыслях и чувствах, о меняющемся день ото дня мировоззрении и обретении ими душевного спокойствия. Но и это не главное. Каждый рассказ раскрывает вам, уважаемый читатель, казалось бы, такую известную, но на самом деле так гибко выстроенную систему человеческих ценностей, способных по воле случая перевернуться с ног на голову. Эта книга о цене человеческих ошибок, о храбрости и глупости, о героизме и безнаказанности, о силе веры и духа. И я верю, что после прочтения этой книги каждый сможет в ней найти что-то для себя. Эта художественная книга является кратким собранием огромного бесценного опыта, который стоил кому-то здоровья, кому-то жизни, а кому-то подарил смысл существования. Нас с детства учат не повторять чужих ошибок, смотреть наперед, но если бы мы следовали этим советам, то жизнь была бы слишком прекрасной и прекрасно неинтересной. Но все-таки… а что, если попробовать?

      Наша встреча

      Он написал стихотворенья

      Про маму, Бога, про судьбу.

      Он говорил о смысле жизни.

      Царь-Бог судья – я не сужу.

      Он вспоминал красивых женщин,

      Как их любил и как страдал.

      Писал, как любит Русь родную,

      Да обо всем он написал!

      Но есть одно стихотворенье,

      Что не забуду никогда.

      А посвятил он его другу,

      Своему другу навсегда.

      Я не один такой счастливец,

      К такому счастью не стремлюсь.

      Не обделит своей любовью,

      Быть обделенным не боюсь.

      Давно не видели друг друга,

      О нашей встрече я молюсь.

      Не то чтоб очень верю в Бога,

      Но о невстрече я боюсь.

      Я помню, мы могли часами

      Друг друга слушать, понимать.

      А на людях, чтобы не знали,

      В далеки дали посылать.

      Напишет он еще немало,

      Прочтут его еще не раз.

      Но есть одно стихотворенье,

      Что буду помнить лучше вас.

      (Моему другу Арсению Гусеву)

      На кухонном столе остывал чай. Мой друг сидел на стульчике, облокотившись на спинку, и, глядя в окно, пускал сигаретный дым в открытую форточку.

      – Ты знаешь, я вообще не курю. Но иногда вечером, в тишине люблю вот так посидеть у окна и подумать. Просто подумать, не важно о чем. Когда не спеша куришь, мысли складываются совсем по-другому, – сказал он, выпуская дым из легких.

      – И о чем же ты сейчас думаешь? – спросил я не без интереса и сделал глоток горячего чая.

      – Да так… Не вникай, – ответил он и затушил окурок в самодельную пепельницу из жестяной консервной банки, стоящей на подоконнике.

      В новостях по телевизору шел репортаж с места событий очередного теракта. Журналист рассказывал о погибших, пострадавших, о проделанной работе, о начатом следствии, про виновных, которые будут обязательно наказаны по всей строгости закона, про выраженные соболезнования… В общем, все, как обычно. Тут мой друг подошел к телевизору и выключил его звук. Как и многие другие кухонные телевизоры, этот пульта не имел.

      – Не люблю. Вечно они… Врут они нам все. Не все, конечно, но врут. А я не люблю вранье слушать, – сказал он и снова сел возле окна. Его взгляд был устремлен в глубину темной улицы, где ярко горели окна дома напротив, а за ним можно было рассмотреть фонари, освещающие переулки. – Может, коньячку? Ну немного. А то стоит уже сколько – и попробовать не с кем, – спросил он, повернувшись ко мне, и слегка нахмурился, как обычно делают, когда желают