Светлый путь в никуда. Татьяна Степанова

помолодел. И еще похудел. Он был гладко выбрит, одет в другой костюм – безупречно отутюженный – и новую рубашку. Галстук, как всегда, со свободным приспущенным узлом.

      Достигнув Внуково, они вновь въехали «на дачи» через КПП «Московского писателя». На доме охраны читалось «Лукойл». Кто здесь обитает теперь, оказывается… В избушке-зимовье во мраке лесном…

      Смеркалось. Вечер на удивление выдался невероятно теплым и погожим. Все же какая-то жизнь теплилась на больших дачах. За монолитами заборов лаяли собаки. Пахло горьким дымом костров из осенней листвы. Среди елей и сосен за заборами светились вторые и третьи этажи особняков.

      У дома Первомайской стояла полицейская машина. Гущина и Катю встретили оперативник и двое экспертов-криминалистов. Во всем доме горел свет.

      – Все как в тот вечер, как вы и просили, – сказал эксперт. – Стараемся восстановить обстановку. Сейчас еще телевизор включим.

      Гущин кивнул. И пошел не в дом, а на дальний конец участка – туда, где забор был ниже и упирался в лесной косогор. Там шли густые заросли. Гущин подошел к забору и повернулся к дому лицом. Катя сделала то же. Сквозь кусты и деревья виднелись ярко освещенные окна.

      «Свет солнца и тени»…

      – Ошибиться он не мог, знал, что они там, – сказал Гущин.

      Он постоял минуту, разглядывая дачу, потом они с Катей направились через фруктовый сад к террасе – туда, где было выбито окно. Электрический свет слепил глаза. Газон, засыпанный палой листвой перед террасой в круге света. Все как на ладони.

      Гущин направился к входной двери, огибая дом. И они с Катей вошли внутрь. Тела давно увезли в морг. Дом опечатала полиция. Внутри обстановка все та же. Гостиная, разгромленная кухня. Полковник Гущин сначала направился через все комнаты к кабинету Клавдии Первомайской.

      Тело убрали, но лужа крови – вот она, на паркете. И запах… ужасный…

      Катя глянула на Гущина. Сунула руку в сумку, выхватила пузырек с нашатырем. Обычно такое добро всегда возил с собой старый патологоанатом – приятель Гущина. Пузырек нашатыря и… ватку для шефа криминального управления. И она переняла у него эту полезную привычку. У экспертов есть мазь специальная, но пока допросишься, в обморок шлепнешься от вони. И ходить с белыми ноздрями целый день не такая уж радость. А нашатырь… это летучая субстанция.

      Катя молниеносно поднесла нашатырь сначала к своему носу, вдохнула и сунула пузырек под нос Гущину. Он закашлял. Замахал руками. Заморгал. Вытащил мобильный и захрипел в него:

      – Давайте, мы в кабинете, – закрыл дверь.

      Они стояли посреди кабинета. Запах крови сквозь нашатырные пары не ощущался – и на том спасибо.

      – Кокаинчика нюхнуть, а? – спросила Катя, потрясая пузырьком. – Еще слабо?

      Гущин забрал у нее пузырек и припал к нему. Зазвонил мобильный.

      – Ничего, – ответил Гущин на какой-то вопрос. – Сейчас дверь открою. Давайте снова.

      Открыл дверь кабинета. Они подождали минуты три.

      – Слышишь что-нибудь?

      – Нет,