Финист – ясный сокол. Андрей Рубанов

«глумила». Или «глумец». Шут, ага.

      Скоморох, скоробрёх.

      Мы глумилы, мы дальше всех от могилы.

      Поём, пляшем, руками-ногами машем.

      Прыгаем выше головы да на обе стороны́.

      В бубен бьём, никогда не врём.

      Наше дело глумецкое, озорное, молодецкое.

      Конечно, я знаю ваш язык. Я сам венед. А ты, судя по говору, вятич. Вот, угадал.

      А отец мой помер. Пошёл в лес, и его зверь задрал. Когда он меня родил, ему было восемьдесят четыре года.

      Когда он помер, мне исполнилось пять.

      Но рассказ вообще не про меня, а про молодую девку.

      Если в рассказе нет молодой девки – это, как ты понимаешь, и не рассказ вовсе.

      Обязательно девка должна быть.

      Конечно, я не местный. Здесь у вас бывал – но очень давно. Может, лет семь назад. С тех пор всё тут изменилось. Лучше стало. Очень мне у вас нравится. Народу – толпа, все нарядные, на каждом углу пиво наливают и брагу. И девчонки красивые. Такие, что подойти страшно. Нет, я не робкий, я ж глумила, мы робкими не бываем. Перед старшинами не робею, в любой богатой гридне держусь как у себя дома, а девчонку увижу – сам не свой.

      Нет, ты мне так много вопросов не задавай. Лучше налей.

      Я буду рассказывать сначала коротко, затем всё более подробно. Моё лицо при этом может принять неприятное выражение. Кроме того, в определённое время я впаду в нарочитое состояние, могу крикнуть, или заговорить не своим голосом, или хватануть себя зубами за пальцы. Может и слюна изо рта пойти, или сопля из ноздри выбежать.

      Но в таком телесном проявлении не будет ничего стыдного.

      Я не обещал, что будет легко и приятно.

      Ничему не удивляйся, просто слушай и получай удовольствие. Понимаешь меня? Хорошо. Тогда слушай.

      Это было во время оно.

      Очень, очень давно. Когда я был горячий, лёгкий, точный и весёлый.

      Когда моему разуму открывается расстояние между тем борзым мальчишкой и мною теперешним – я ужасаюсь и восхищаюсь силе водоворота времени, протекающего через всё живое.

      Коловрат всесилен, это так.

      С тех времён я прожил ещё две судьбы. Был вором, потом колдуном. Теперь живу четвёртую судьбу. Может, и не последнюю.

      Я мало помню из бестолковой юности. Только самое изумительное, самое стыдное и самое страшное. Наша память так устроена.

      И вот эта девка была самый изумительный человек, которого я встретил в те лета.

      А всё, что с ней случилось, – самая страшная быль изо всех моих былей.

      В прочие годы передо мной появлялись и другие невероятные люди, скроенные по удивительным меркам, туго заряженные силой жизни. Но девка Марья первая из них встретилась мне в мельтешении людской гущи. Поэтому она навсегда со мной останется: на дне разума, в самой твёрдой памяти.

      Моя мать была обычная баба, дочь бортника. А отец тоже был глумила. Скоморох. И мать, когда влюбилась, с ним ушла, и так родился я.

      И дед мой тоже был глумила, и прадед.

      Навыков много в этом деле, и они передаются от отца к сыну.

      Но не обязательно: бывает, что отец – какой-нибудь простой засечный оратай, а сын – и поёт, и играет, и чего только не вытворяет.

      Вот мой друг тех времён, рыжий Кирьяк – он был именно такой. Глумила в первом колене.

      А я – потомственный, и число колен моих велико: мой род от Дамира, и от Глеба, и от Владуха, и от Новика, а там дальше и другие есть, и слава их гремела по всей Оке до самого Итиля и дальше до Лукового моря.

      И пока я не начал своего рассказа, скажи мне – где тут можно недорого переночевать?

      Отсюда – четвёртый дом? Но там нет домов, только землянки. Нет, я не против, но моим костям полезно спать на дереве. Без обид, ага? Допустим, ежели я заплачу полкуны лысых за три ночи? С хорошей хозяйкой? Подберёшь мне что-нибудь? Пока я не охмелел?

      Рассказывать буду долго, предупреждаю, до утра могу, если твоей браги хватит.

      Да, кстати! Пока не забыл. Вы тут, извиняюсь, кому требу подносите?

      В смысле, какому богу жертвуете?

      Чего молчите? Это простой вопрос.

      Мать моя подносила Мокоши, чтоб был в доме достаток, и скотьему богу, чтоб дал ещё детей, и Хорсу, богу света и тепла. В моей родной селитьбе все подносили Хорсу – ну вот и мать подносила ему, а вы кому подносите?

      Ага, понимаю. Ну что же, хорошо.

      Вот и я ему теперь жертвую из первой чаши.

      Да прольётся сладкая брага прямо в горло этого сильного бога.

      Пошли удачу вашему дому, и чтоб его двери, когда надо, открывались во всю ширину – а когда надо, закрывались накрепко.

      Сам я не скажу, чтобы часто подносил требу, и у меня нет какого-то одного бога, на которого я полагаюсь.

      Мне кажется, боги мало про нас думают, а больше заняты своими делами.

      Они такие