Поход. Михаил Тарковский

Лаврин фортель с утоплением «Бурана» – до сих пор непонятно было, как он его вытащил, и, скорее всего, берёг секрет на рассказ. Иван понимал, что парень на самом изломе, переходе от мальчишки в мужичка. Сын действительно матерел, немного даже заигрывался, на́ зуб пробуя близких, и ершел, если с ним говорили «приказательным голосом». Отец дивился, насколько разные люди растут с одного корня, и бабкины слова вспоминал: «Один кедер – сук от земли идёт, а другой нелазовый, как свечка».

      Лавря сидел на нарах рядом с отцом. Отец начал выговор:

      – Ты ково, торопыга, сорвался?! Из-за тебя в воде по уши насиделся.

      Тимоха поддержал воспитательно:

      – Да ты, тять, ещё выудить умудрился как-то! Со спиной своей да грыжей…

      Отец отвечал специально немного показно, пренебрежительно:

      – Да как-как?! Сучок под газ сунул и за лыжи выудил. Подумашь, премудрость… – и снова завёл сурово: – А тебе, Лавря, ру́сским языком сказано было: «Сиди не дерьгайся, подстынет – и поедем». Ково лететь-то, я не понимаю. Головой-то на́а думать. Господь Бог всё устроил, чтобы у тебя выбор был. Можно вон… – говорил Иван возмущённо, – в малу воду по речке подыматься и лодку унахратить, груз потопить, и грыжу надуть, а можно… – И он продолжил спокойно: – Воды дождаться и доехать, поплёвывая.

      Образ был доходчивым: Иван действительно ездил, поплёвывая скорлупки от орехов.

      – А если не будет? Воды этой?! – отбивался в азарте Лавр, после разлуки вдруг крупный, раздавшийся. «Скулы – капля в мать», выпуклые, будто блестящие, масляные, а борода ещё слабая, прозрачная по сравнению с плотным светло-русым горшком волос. И стык между горшком и бородой как подклеенный.

      – Будет, – с силой говорил Иван. – Или ещё что-нибудь будет.

      – А чо будет-то? – не унимался Лавря.

      Тима тихо и строго сказал:

      – Ково споришь-то?

      – Не спорь, а опыту набирайся, – раздражённо давил Иван. – А если у само́го тяму нет, дак слушай старших тогда! Говорил, не ездить?

      – Да ладно, тятя! Ты смотри – бывалый, а тоже технику утопил! А как тебя послушашь, дак не должен был врюхаться вовсе.

      Ивана возмутило это краснопевное «врюхаться вовсе».

      – Что-о?

      – Да то, что тебе берегчись наа по годам-то, а ты рискуешь! Тем более у тебя ещё и Петька теперь.

      – Да он тебя ради поехал-то! – не выдержал Тимоха.

      – А если б утоп бы – тогда чо? Ты об этом подумал? – вторил Стёпа.

      – Да как утоп-то? – не умещалось в голове у Лаври, настолько он был молод и силён. – Ну купнулся, подумашь: не сахарный, не размок… Главно, живой.

      – Сёдни живой, а завтра… – Иван аж рукой махнул, его возмущала невозмутимость, с какой Лавря отвечал, выраженьица, не по годам схваченные. – В пень головой. Да потому что на авось всё! – снова раздражился Иван. – А это, знашь… – и он отвернулся, – как дед Ерон говорил: кто авосничат, тот и постничат…

      Иван помолчал и спросил строго:

      – «Буран»