Буря Жнеца. Том 2. Стивен Эриксон

тундру. Плоский горизонт вдалеке был очерчен туманной белой полосой. Ледяные поля, сказал Фир Сэнгар, а Удинаас на это рассмеялся.

      Сэрен Педак беспокойно расхаживала вдоль гребня. Она шла вместе с остальными, и поначалу они все сильно отстали от Чика и Силкаса Руина. Было еще достаточно светло, чтобы двигаться дальше, однако молодой тисте анди забрался сейчас на самый верх и смотрел назад, туда, откуда они пришли. Молча, без всякого выражения.

      Она подошла поближе к Удинаасу, который теперь снова носил имасское копье и сейчас сидел на камне, ковыряя острием мшистую почву.

      – Что происходит? – спросила она. – Ты, случайно, не знаешь?

      – Вы слышали про такую лесную птичку с серым гребешком, аквитор? Джарак. Убийца и разбойник.

      Она кивнула.

      – И про то, что происходит, когда самка джарака находит гнездо другой птицы? Неохраняемое?

      – Она убивает и поедает птенцов.

      Он улыбнулся.

      – Верно. Это общеизвестно. Хотя ранней весной джараки иной раз делают кое-что еще. Выбрасывают из гнезда яйцо и оставляют свое собственное. Другие птицы не замечают. Когда джарак вылупляется, то, разумеется, тоже убивает и поедает всех остальных.

      – Потом начинает пищать, – продолжила она. – Но писк его, судя по всему, ничем не отличается от писка других птенцов. И птицы несут ему пищу в клювике.

      – А двое взрослых джараков нападают на них из засады и убивают прямо в гнезде. Так что их птенцу будет достаточно пропитания.

      – Джараки – создания весьма малоприятные. Только почему мы про них заговорили, Удинаас?

      – В сущности, просто так. Иногда полезно напомнить себе, что люди в своей жестокости отнюдь не уникальны.

      – Фенты верили, что джараки – души брошенных детей, умерших в лесу. Они мечтают о доме и о семье, но, обретя их, приходят в такой гнев, что уничтожают предмет своей страсти.

      – У фентов что же, была привычка бросать детей?

      Сэрен Педак поморщилась.

      – Разве что в последнюю сотню лет или вроде того.

      – Те им мешали предаваться самоуничтожению, надо полагать?

      Сэрен Педак ничего не ответила, однако перед ее мысленным взором появился Халл Беддикт, выпрямился во весь рост, потом нагнулся, чтобы ухватить Удинааса за горло и вздернуть вверх.

      Удинааса вдруг бросило вперед, он закашлялся, потянулся к ней рукой…

      Сэрен Педак отшатнулась. Проклятье, да нет же! Она попыталась отогнать видение.

      Оно не уходило.

      Лицо Удинааса потемнело, глаза выкатились, он ухватился руками за собственное горло, но на нем ничего не было…

      – Сэрен! – взвизгнула Кубышка.

      Странник упаси! Как, зачем… я ж убью его! Халл Беддикт выдавливал из Удинааса последние капли жизни. Она хотела броситься к нему, оторвать пальцы от горла Удинааса, но знала, что ей не хватит сил. Нет, подумала она, здесь нужен кто-то другой…

      И вызвала перед мысленным взором еще одну фигуру, которая тут же шагнула поближе, гибкая, почти неразличимая. Вылетевшая вперед