Право последней охоты. Илья Александрович Шумей

Лемехом, которого он знал уже не первый год. Человека, когда-то в одиночку совершавшего отчаянные диверсионные рейды, было крайне непросто довести до состояния, столь близкого к панике.

      – У тебя есть какие-нибудь предположения?

      – Я… я думаю… – того снова затрясло, – мне кажется, что это… ОН.

      – Кто!?

      – Только не называй его! – умоляюще воскликнул Лемех, озираясь по сторонам.

      – Кто, «ОН»? Ты можешь выражаться яснее!?

      – Помнишь, о чем мы говорили вчера вечером у костра? Песни всякие распевали… Сенатор Парчин даже тост предложил, помнишь?

      – Про…

      – Не называй!!! – почти взвизгнул Лемех и, подскочив к Игану, зажал ему рот грязной, пахнущей перепрелой листвой ладонью.

      – Ну, знаешь… – протянул Иган, высвободившись из его объятий, – сколько же ты вчера выпил?

      – Ты хотел знать мое мнение – я его высказал! Думай что хочешь, делай что хочешь, а я сваливаю! Немедленно!

      – Никуда ты не пойдешь! Ты меня слышишь!? А будешь еще ныть, я тебя… что это?

      Они оба застыли, сквозь шум дождя прислушиваясь к приближающемуся звуку.

      – Это машина! Ребята возвращаются!

      – Возвращаются? Откуда?

      – Моха и Парчин ездили силки проверять.

      – Почему я об этом ничего не знаю!?

      – Это же недолго – одна нога здесь, другая там…

      – Придурки! – Иган сорвался с места, – погнали! Мы должны их перехватить!

      Двое мужчин помчались через лес в сторону дороги, стремясь опередить мчащийся джип. Гудение мотора быстро приближалось, впереди, между деревьев, промелькнул свет фар.

      – Лемех, поднажми!

      Неожиданно, с интервалом примерно в секунду, раздались два громких глухих удара, послышался чей-то короткий и тут же оборвавшийся крик и звон разбитого стекла. Огонек дернулся и исчез. Иган резко остановился, и Лемех чуть не налетел на него.

      – Что это было? – нахмурился Иган, и тут же, словно в ответ на его вопрос, над их головами раздался оглушительный треск и скрежет.

      Ломая ветки, в туче щепок и сорванных листьев, искореженный джип рухнул на землю в нескольких метрах перед ними, застыв бесформенной грудой металла и поскрипывая задранным вверх единственным уцелевшим колесом. В развороченном боку машины зияли три глубоких разреза, рассекавших кузов почти напополам. Ярко-красные струйки крови смешивались с бурым электролитом, вытекающим из аккумуляторов и, подгоняемые потоками дождя, с тихим журчанием сбегали по заляпанному грязью днищу. Тишину нарушал только шелест сыплющихся сверху листьев и жалобное поскуливание включившейся сигнализации…

      …которое заметалось, задергалось, словно пытаясь высвободиться, заскользило в сторону, съеживаясь и мельчая.

      Иган открыл глаза и уставился на ерзающий по тумбочке телефон, постепенно приходя в себя. Это был сон. Всего лишь сон. Уже в который раз он возвращается к нему, снова и снова заставляя мокрые от пота простыни обматывать тело липкой смирительной рубашкой. Вот и сегодня, спустя столько