Ангел без головы. Джеймс Хедли Чейз

Разве я тебе не сказал, что он вылетел в трубу?» Нахмурившись, Сик поглядел некоторое время в книгу, а потом покачал лысой головой:

      – Нет, этого я не понимаю.

      – «Заткнись» – значит «замолчи», – объяснил Уортингтон, чувствуя, как его пальцы сами сжимают дубинку. – «Вылететь в трубу» – разориться. Теперь ясно?

      – Ага.

      – Продолжайте, пожалуйста!

      Уортингтон снова сделал несколько шагов и оказался за спиной врага. Ладони вспотели. Он вытащил дубинку и взглянул на огромный лысый череп Сика. Интересно, какие мысли у чеха в голове? Может, готовится прямо сейчас арестовать его?

      Сик читал фрагмент, где описывался приход Сомса Форсайта в суд. Вдруг он прервался, словно почувствовав что-то неладное. И как только Сик захотел обернуться, Уортингтон, резко выдохнув, ударил его по голове.

      Мешковина лопнула, песок с кусочками свинца посыпался на ковер. Сик сидел неподвижно, опустив голову на грудь. Песок струился с затылка на приплюснутые уши и далее на усыпанный перхотью воротник. Не выпуская из рук липкую тряпку, Уортингтон с ужасом наблюдал за своей жертвой. Вдруг туша как-то обмякла и сползла со стула, превратившись в бесформенную массу на полу.

      Уортингтон отбросил тряпку и, покачиваясь, прошел в спальню. Вытащил из-под кровати чемодан, схватил черный плащ – такие теперь носил каждый второй в Праге – и быстро вернулся в гостиную. Сик лежал неподвижно. «Неужели я его убил?» – мелькнуло в голове Уортингтона. Но нельзя было терять время. Он выскочил за дверь и устремился вниз по лестнице. Нужно еще миновать четыре лестничных пролета.

      На площадке второго этажа он услышал, как снизу кто-то поднимается. Уортингтон замер. Деваться некуда. Конечно, этот человек – кто бы там ни был – заметит чемодан в его руке. Что делать? Он стоял, не решаясь сделать шаг вперед.

      На лестнице показалась Эмили.

      Его жене было уже сорок четыре года. Маленькая толстушка, крашеная блондинка с прической на манер птичьего гнезда. Глаза-щелочки, утонувшие в дряблых щеках. Поношенное летнее платье тщетно пытается скрыть полноту своей хозяйки.

      Оба замерли, не отрывая глаз друг от друга. Эмили посмотрела на чемодан, потом снова на мужа. Тот улыбался, мысленно прикидывая: может, лучше ее убить?

      – Уходишь? – спросила она; Эмили всегда говорила с ним по-чешски. – Что ты так напугался? Думаешь, буду плакать?

      Он медленно выдохнул. Надо же, до чего дошел: действительно мог ее убить.

      – Да, ухожу, – ответил дрожащим голосом Уортингтон. – Пока, Эмили. Надеюсь, ты это переживешь. Только вот что… Ты не можешь еще немного походить по магазинам?

      Она переложила из руки в руку тяжелую сумку.

      – Значит, все-таки уходишь к своей шлюхе? Ну и скатертью дорожка! Давно пора! Слава богу!

      Уортингтона передернуло.

      – Да, так вышло. Надеюсь, ты переживешь. Отец тебе…

      – Без тебя знаю! Ступай к своей шлюхе! – И она шагнула на ступеньку вверх.

      – Эмили! Подожди! Не надо туда идти! – Голос Уортингтона даже сорвался от страха. –