Союз еврейских полисменов. Майкл Шейбон

что, если да, я требую позвонить адвокату. А если нет, то вы должны нас отпустить.

      – Адвокат в черной шляпе, – говорит Берко, и звучит это словно стон или мольба, вознесенная Ландсману. – Азохен вей!

      – Убирайтесь тогда, – разрешает Ландсман.

      Берко тоже кивает. И двое хасидов уходят, чавкая подошвами в слякоти переулка.

      – Ну так вот, я раздражен, – говорит Берко. – Признаю, что это вот начинает выводить меня из себя.

      Ландсман кивает, почесывает щетину на подбородке, словно хочет показать процесс глубоких раздумий, но его душа и мысли все еще в воспоминаниях о шахматных партиях, которые он проиграл тем, кто был стар уже тридцать лет тому.

      – Ты заметил этого старикана там? – говорит он. – У двери. Альтер Литвак. Ошивается в «Эйнштейне» годами. Играл с моим отцом. Да и с твоим тоже.

      – Я слышал имя. – Берко оглядывается на стальную противопожарную дверь грандиозного входа в клуб «Эйнштейн». – Герой войны. Куба.

      – Он лишился голоса и должен все писать. Я спросил, где его можно найти, если понадобится поговорить, так он написал, что уезжает на Мадагаскар.

      – Это что-то новенькое.

      – И я так сказал.

      – Он знает что-нибудь о Фрэнке?

      – Говорит, что не очень хорошо.

      – Никто не знает нашего Фрэнка, – говорит Берко. – Но все глубоко опечалены его смертью. – Он застегивает пуговицы на животе, поднимает воротник, поправляет шляпу на голове. – Даже ты.

      – Иди нахер, – говорит Ландсман. – Сдался мне этот еврей.

      – Может, он русский? Это объясняет увлеченность шахматами. И поведение твоего приятеля Василия. Может, за этим убийством стоит Лебедь или Московиц?

      – Если он русский, то это не объясняет, почему два черношляпника так перепугались, – говорит Ландсман. – И они не знают Московица. Русские штаркеры, бандитские разборки – для обычного бобовского это ничего не значит.

      Ландсман еще пару раз энергично скребет подбородок и принимает решение. Он глядит на полоску сияющего неба, которая вытянулась над узкой улицей за гостиницей «Эйнштейн».

      – Интересно, в котором часу сегодня закат?

      – В каком смысле? Мы собираемся пошерудить в Гаркави, Мейер? Я не думаю, что Бине сильно понравится, если мы разворошим тамошних черношляпников.

      – Ты не думаешь, ага? – смеется Ландсман. Он достает парковочный талон. – Тогда нам надо держаться подальше от Гаркави.

      – Ой-вей. Эта твоя улыбка…

      – Тебе она не нравится?

      – Только тогда, когда я замечаю, что она появляется после того, как ты сам отвечаешь на свой вопрос.

      – А вот послушай. Какой аид, Берко, скажи мне, какой аид может заставить русского урку-социопата наложить в штаны, а благочестивейшего черношляпника Ситки – плакать?

      – Верно, ты хочешь, чтобы я сказал «вербовский», – говорит Берко.

      После того как Берко окончил академию, его первым местом назначения был Пятый участок в Гаркави, где вербовские и все их приспешники-черношляпники