Покаяние пророков. Сергей Алексеев

исчезала. Однажды он чуть не столкнулся с ней по пути на пасеку, расставленную за деревней на старом горельнике, – несла на коромыслице два деревянных ведра с сотовым медом, под ноги смотрела и не сразу заметила Космача.

      – Здравствуй, Елена, – назвал истинным именем. – Что же тебя не видать нигде?

      Убежать бы, да ведра тяжелые и по густому лесу с коромыслом не пройти – остановилась, вскинула голову.

      – Пусти-ка, Ярий Николаевич, не стой на дороге.

      – Я тебе подарок принес, пяльцы и нитки цветастые, но никак отдать не мог. Мелькнешь – и нету…

      – Лето, Ярий Николаевич, женской работы много, и присесть&то некогда.

      – Покажись вечером, так и отдам подарочек.

      – Нет уж, не покажусь, – ответила будто бы весело. – Посторонись-ка, дай пройти.

      – Ты возьми подарок у Натальи Сергеевны, – обескураженно вымолвил он. – Она отдаст…

      Вавила вдруг восхитилась:

      – У тебя такая красивая жена! Вечером вдоль поскотины ходила – царевна египетская, Клеопатра.

      Она еще и Клеопатру знала! Однако в тот миг мысль лишь отметилась в голове и мимо пролетела, поскольку Космач неожиданно и в общем&то беспричинно разозлился.

      – Наталья Сергеевна мне не жена. Мы работаем вместе, мы оба – ученые.

      А она засмеялась непринужденно и погрозила пальчиком:

      – Зачем так говоришь, Ярий Николаевич? Не обманывай! Коль вы на одну перинку ложитесь, знать, жена. Нехорошо от своей жены отказываться!

      Доказать ей тогда было ничего невозможно.

      – Ну и что же теперь, так и будешь прятаться от меня?

      – Ой, да пусти!

      – А угостишь медом, так пропущу.

      Она тут же отломила белый, налитый язык сот и ловко вдавила его в подставленный рот, а руку, облитую жидким, незрелым медом, с какой&то отчаянной страстью вытерла о его усы и бороду как о тряпку. Он слова сказать не мог, отступил в сторону и остался с забитым, разинутым ртом.

      Вавила потом обернулась, засмеялась и ушла…

      Но вечером же опять не вышла к ужину…

      И не было еще за столом бабушки ее, Виринеи Анкудиновны, – видно, по-прежнему не доверяла ученому мужу, ибо в его сторону даже головы не поворачивала, если мимо шла. А сын ее, отец Вавилы, напротив, проявлял к ученому повышенный интерес. Все больше расспрашивал о мирской жизни, дотошно, настойчиво, и сам бы давно разговорился, если б жена не следовала тенью. Почему&то стеснялся ее, замолкал и под любым предлогом уходил. Натасканная Данилой, а потом еще и Космачом, приодетая как следует, она почти не делала ошибок, вовремя кланялась, незаметно крестилась, правильно молчала и проявляла полную покорность во всем, кроме одного – не отставала от мужа ни на минуту, боялась пропустить что&нибудь важное и не давала побеседовать с хозяином с глазу на глаз. Возможно, этим она и вызывала подозрение у Иринея, но не исключено, что наблюдательный, битый дальними дорогами и встречными-поперечными странник, не в пример своим собратьям имеющий