Костры миров. Геннадий Прашкевич

ко всем на ты.

      – Секреты пластики? – вспомнил он. – Я только слышал об этом.

      – Это следует видеть, – щучьегубый переглянулся с барменом. – А видеть это можно только здесь. Оффиухцы, они как бы вроде этих поганых протозид, их не сильно-то выманишь из Нетипичной зоны.

      – Подыскивай сравнения! – возмутился бармен. – «Протозид!..» – Он брезгливо поджал губы. – Протозиды убивают, а оффиухцы радуют. Есть разница, правда?

      Он плеснул в свою чашку еще несколько капель титучая и выругался.

      Хенк усмехнулся.

      Похоже, за время его отсутствия изменилось не многое. Да и вряд ли могло измениться. Ненависть Арианцев, Цветочников, океана Бюрге к протозидам не могла рассеяться сама по себе.

      Хенк опять усмехнулся.

      Он чувствовал себя гонцом, несущим добрую весть. Завтра утром он разберется в заметках, набросанных для него Шу и вложенных в кристаллы памяти, и, возможно, в том же Аквариуме познакомит сотрудников Конечной станции с некоторыми из своих выводов.

      Он поманил к себе бармена.

      – Через Симму, наверное, прошло немало людей?

      – С Земли? – не понял бармен.

      – Неважно откуда, – ухмыльнулся Хенк. – Главное, людей.

      – Конечно были.

      – На складах Симмы, должно быть, попадаются занятные вещи, а?

      – Да уж, наверное. Мы ничего не выбрасываем.

      И спросил:

      – Тебя интересует что-то конкретное?

      – Да, – кивнул Хенк.

      – Твой счет надежен, – помолчав, кивнул бармен. – Говори. Если эта штука сыщется, она твоя.

      И Хенк сказал:

      – Шляпа.

      Он ничего не добавил к просьбе. Он ничего не хотел объяснять. Правда, никаких объяснений и не понадобилось. И бармен и звездный перегонщик с плоскими щучьими губами уже разглядели шрам, вовсе не украшающий Хенка. Уже совсем другим, сочувствующим голосом бармен спросил:

      – Где тебя так?

      Он явно понял просьбу Хенка по-своему. Он явно решил, что шляпа нужна Хенку по самой простой причине – прикрыть шрам, надвинув шляпу на лоб. А сочувствие прорезалось от того, что до него наконец дошло: Хенк – человек. Оберон, пройдя сквозь Преобразователь, никогда не получит ни морщинки, ни бородавки, ни тем более шрама. Квазилюди всегда гармоничны. У них не бывает каких-либо заметных уродств. Их тела всегда чисты.

      – Где тебя так? – переспросил бармен.

      – Не важно, – отмахнулся Хенк.

      – Такой удар может жизнь отшибить, не только память, – сочувственно кивнул бармен. – Как у тебя с памятью? Имя помнишь?

      – Еще бы! – усмехнулся Хенк и подмигнул бармену: – Я – Хенк.

      – А я – Люке, – еще раз кивнул бармен. – Зови меня так. Люке. Это не имя, но мне нравится, когда меня называют Люке.

      – А я – Ханс, – протянул руку звездный перегон-шик. – По-настоящему Ханс, без всяких там оберонских штучек.

      Хенк кивнул.

      Хенк был растроган.

      Он подумал: «Шу повезло. Кажется, Шу увидит, наконец, шляпу».

      3

      Он