Зимняя песнь. С. Джей-Джонс

осой, мальчик – высоким и белокурым, и как же прелестно смотрелись они вместе, когда танцевали под мелодию, звучавшую в голове девчушки!

      Бабушка наказывала ей остерегаться волков, что рыщут по лесу, но девочка знала: мальчик для нее не опасен, пусть он даже и Король гоблинов.

      «Ты выйдешь за меня, Элизабет?» – спросил мальчик, и девочку отчего-то не удивило, что он знает ее имя.

      «Я еще слишком мала для замужества», – ответила она.

      «Тогда я подожду, – сказал мальчик. – Я тебя дождусь, только ты не забудь обо мне».

      И девочка звонко рассмеялась, продолжая танцевать с Королем гоблинов – мальчиком, который всегда был чуть старше и всегда чуточку недосягаем.

      Сменялись зимы и весны, шли годы. Девочка росла, а Король гоблинов не менялся. Девочка мыла посуду, натирала полы, расчесывала сестре волосы и все так же бегала в лес к своему приятелю. Теперь они играли в другие игры: «фанты» и «правда или расплата».

      «Ты выйдешь за меня, Элизабет?» – спросил мальчик, но девочка не поняла, что его вопрос – уже не часть игры.

      «Но ведь ты еще не завоевал меня», – возразила она.

      «Значит, завоюю, – пообещал мальчик. – Я тебя завоюю, и ты мне покоришься».

      Девочка звонко засмеялась и продолжила играть, и проигрывала раунд за раундом, пока не потерпела окончательное поражение.

      Зима сменялась весной, за весной наступало лето, потом приходила осень, за нею – снова зима, но с каждым годом девочке приходилось все труднее, потому что она росла, а Король гоблинов оставался прежним. Девочка мыла посуду, натирала полы, заплетала косы сестре, успокаивала брата, когда тот пугался, прятала отцовский кошель, считала монеты и больше уже не бегала в лес, чтобы повидаться со старым приятелем.

      «Ты выйдешь за меня, Элизабет?» – спросил Король гоблинов, но девочка ему не ответила.

      Часть I. Рынок гоблинов

      Бойся гоблинов, сестрица,

      Далеко ли до беды!

      На какой росли землице

      Эти странные плоды?[3]

      Кристина Россетти. «Рынок гоблинов»

      Бойся гоблинов, сестрица!

      – Бойся гоблинов, – сказала Констанца, – и никогда не покупай их товаров.

      Я подскочила от неожиданности, когда бабушкина тень упала на бумагу. Мысли мои тотчас рассыпались, а вместе с ними и листки с нотами. Дрожа от стыда, я поспешно прикрыла записи руками, но Констанца обращалась вовсе не ко мне. Стоя в дверном проеме, она грозно взирала на мою сестру Кете, которая прихорашивалась перед зеркалом в нашей комнате – единственным на всю гостиницу.

      – Запомни, Катарина, – бабушка направила узловатый палец на сестрино отражение, – тщеславие притягивает соблазны и служит признаком слабой натуры.

      Пропустив эти слова мимо ушей, Кете энергично пощипала себя за щеки и взбила локоны.

      – Лизель, – окликнула меня сестра, потянувшись к туалетному столику за шляпкой, – не поможешь мне?

      Я убрала нотную бумагу в маленькую запирающуюся шкатулку.

      – Кете, это просто рынок, а не королевский бал. Нам всего-то и надо, что забрать у герра Касселя смычки Йозефа.

      – Ли-изель, – капризно протянула Кете, – ну пожалуйста.

      Констанца прочистила горло и стукнула об пол тростью, но ни я, ни сестра не обратили на это внимания: к мрачным, почти зловещим бабушкиным высказываниям мы давно привыкли.

      – Ладно, – вздохнула я. Сунула шкатулку под кровать и встала, чтобы помочь Кете закрепить головной убор на волосах при помощи шляпной булавки.

      Шляпка представляла собой громоздкое сооружение из шелка и перьев – вещь нелепую и вычурную, особенно для нашей глухой деревушки. Однако моя сестра и сама была особой с причудами, так что они со шляпкой друг другу весьма подходили.

      – Ай! – вскрикнула Кете, когда я нечаянно уколола ее булавкой. – Смотри, куда тычешь этой штукой!

      – Если не нравится, одевайся сама. – Я пригладила сестрины кудри и поправила ее шаль так, чтобы прикрыть обнаженные плечи. Туго присборенная завышенная талия платья располагалась прямо под грудью, простые линии кроя подчеркивали все округлости фигуры. Кете утверждала, что такова последняя парижская мода, однако лично мне сестра казалась до безобразия раздетой.

      – Вот еще! – Кете жеманно улыбнулась своему отражению. – Ты мне просто завидуешь.

      Я поморщилась. В нашей семье Кете была самой красивой: волосы у нее отливали солнечным золотом, глаза были голубыми, точно летнее небо, щечки – румяными, как яблоки, а грудь – крепкой и пышной. В свои семнадцать Кете выглядела сформировавшейся женщиной с тонким станом и крутыми бедрами, которые благодаря фасону нового платья смотрелись еще великолепнее. Я была почти двумя годами старше, но до сих пор напоминала подростка: мелкая, тощая и бледная. «Маленькая кикимора», – называл меня отец. «Фейри», – звучал приговор Констанцы.

3

Перевод С. Лихачевой и В. Сергеевой.