Метро 2035: Муос. Чистилище. Захар Петров

неправильные…

      Антончик примиряюще перебил следователя:

      – Все-все… Не будем начинать старый спор. В конце концов, Республика оставила свободу диггерам, и мы к тому же являемся союзниками Республики.

      – Это так, но в Республике бытует мнение о необходимости отмены этой свободы и принудительного присоединения бригад.

      – По-моему, ты преувеличиваешь. Республика должна помнить, какую цену диггеры заплатили за победу в Последнем Бое.

      – Во всяком случае, я это помню. Кстати, эту битву Последним Боем продолжают называть только диггеры. У нас принято называть ее Великим Боем, потому что он оказался далеко не последним. Ведь даже вы до сих пор воюете с ленточниками.

      – Ленточники когда-то напали на нас. Мы знаем, что они угрожают Муосу, и поэтому по возможности истребляем их до сих пор. И ленточников мы не считаем людьми, людьми мы считаем тех, кем они были до вселения червей. И каждого убитого мы отпеваем – не ленточника, а того человека, которым он был до того, как стал ленточником. Но воевать с кем-то еще – нет! Диггеры – миролюбивый народ, мы ценим свободу, свою и чужую, и не хотим какой-то новой войны.

      – Очень похвальный гуманизм, если не учитывать, что чистильщики вырезали весь поселок этого ребенка. Они не остановятся ни перед чем. И их становится все больше.

      – Что ты сделал с этими чистильщиками?

      – Казнил.

      – Всех?

      – Всех до одного, в соответствии с параграфом…

      – Да не начинай ты мне свои параграфы пересказывать. Ты мне лучше скажи: среди тех, кого ты убил, все вступили в чистильщики по доброй воле или кого-то запугали, заставили?..

      – Я тебе отвечу: в поселке девчонки было три десятка жителей. Они защищались, хотя их было меньше. Многих взяли в плен. Они приняли смерть, не дав поставить себе на лбу клеймо. И только одна переметнулась к ним. Ты, может быть, слышал: чтобы стать чистильщиком, нужно кого-то убить. Так вот, она это сделала, сделала с кем-то из своих соседей, а может быть, и родных. У нее что, не было выбора? Она чем-то отличалась от тех, с кем до этого ела хлеб?

      – Это частный случай…

      – А сейчас не то время, чтобы разбираться по каждому случаю: частный он или общий. На это и есть Закон! Перед ним все равны.

      – А если бы меня затащили в чистильщики, ты б и меня убил?

      – Тебя, Антончик, непросто убить. Но я бы постарался. И я уверен, что, стань я ленточником, ты бы сделал то же самое.

      – Хм-м… Ну а девчонку ты ко мне чего привел? По Закону ты ее вроде в приют должен отвести.

      – Она хочет стать следователем.

      – Ты смеешься?

      – Когда меня последний раз смеющимся видел?

      – Но она же совсем ребенок. Да и не припомню я что-то женщин-следователей.

      – В ней что-то есть.

      – Хорошо. Ну а от меня ты что хочешь?

      – Научи ее драться, научи слушать переходы, научи всему, что умеешь сам…

      – …чтобы она стала жрицей Закона, похожей на тебя? А если она потом не захочет идти за тобой; если она пожелает продолжить путь диггера?

      – У нее останется выбор.

      – Хорошо, друг… Постой, у тебя, кажется, не должно быть друзей… Хорошо, следователь, я постараюсь