Муза ночных кошмаров. Лэйни Тейлор

слова, застыв приоткрытой в момент смерти Скатиса. Однажды та, наверное, была широкой и высокой – вдвое выше среднестатистического мужчины, – но теперь превратилась в тонкую щель. Только Минья могла протиснуться туда. Ей пришлось крутить головой из стороны в сторону. Без ушей, подумала девочка, было бы куда легче. Легче во всем. Тогда ей бы не пришлось слышать перехватывающую дыхание, праведную слабость остальных, их мольбы о пощаде, их инакомыслие.

      Просунув голову, Минья втиснула в щель плечо. Остальное должно было легко пройти внутрь, но ее грудь слишком раздулась от яростных вдохов. Пришлось шумно выдохнуть и рвануть вперед. Это было больно – особенно в том месте, куда надавило копыто Разаласа, – но все это пустяки по сравнению с устойчивым кипением ее гнева.

      Внутри находился небольшой проход, а затем стены превращались в большое пространство, ставшее ее святилищем: сердце цитадели, как они прозвали его в детстве.

      Стоило проникнуть внутрь, как Минья испустила долго сдерживаемый крик. Он вырвался из глубины ее тельца, обдирая горло, и наполнил голову круговоротом убойного звука. Казалось, будто она извергала апокалипсис, но звук, сорвавшийся с губ, был плоским и тонким в этой просторной странной комнате – не ровня всему, что она слышала внутри своей головы. Сердце цитадели пожирало звук, и когда Минья кричала, комната будто поглощала и ее гнев, но девочке ни разу не удавалось кричать так долго, чтобы выпустить его из себя полностью. Ее голос затихал прежде, чем утихала ярость. Она могла проделать дыру в горле своим криком и рассыпаться на кусочки, как проеденный молью шелк, и все равно из ее рваных ошметков, маленьких клочьев, будет литься этот нескончаемый крик.

      Наконец закашлявшись, Минья прервала себя. Горло саднило. Внутри по-прежнему кипел апокалипсис, но так было всегда. Так было всегда.

      Минья осела в узком проходе, идущем вдоль окружности всей комнаты. Помещение выглядело загадочно: сферическое, как внутренность шара, но огромное – где-то тридцать метров в диаметре – полностью сотворенное из мезартиума. Дорожка огибала его целиком, а над и под ней было пятнадцать метров пустого пространства. Или не совсем пустого. Прямо в центре, паря в воздухе, как сама цитадель, находилась застывшая на месте сфера поменьше, около шести метров в ширину и высоту.

      А еще были две осы: гигантские, ужасные и прекрасные, воссозданные из мезартиума, взгромоздившиеся на изгибе стен.

      Ниже шла только огромная чаша воздуха. Минья не привыкла к ее пустоте. Все эти годы она держала тут свою армию, присоединяя душу за душой. Теперь они дежурили вдоль коридоров, в саду и на раскрытых ладонях больших рук серафима, откуда могли заметить любой намек на угрозу, исходящую от Плача.

      Сейчас с ней остался только один призрак: Ари-Эйл, новобранец, не считая Сарай. Он был младшим кузеном Богоубийцы и умер совсем недавно. Минья держала его при себе в качестве телохранителя. Она встретилась с ним взглядом. Его глаза выражали ту же жестокость, что и всегда. Как же он ее ненавидел! Все призраки ненавидели, но его ненависть была свежей