Не буди дьявола. Джон Вердон

число выслеженных убийц, а сам Гурни был назван суперкопом – изобретательные коллеги долго еще развлекались, коверкая это прозвище на разные лады.

      – Ну что, как тебе живется в мирном краю отдохновения?

      В голосе звучала усмешка, и Гурни подумал, что она, наверно, знает о делах Меллери и Перри, которые он распутывал, уже выйдя в отставку.

      – То мирно, то не очень.

      – Вау! Догадываюсь, что это значит. Проработав двадцать пять лет в полиции Нью-Йорка, ты выходишь в отставку, уезжаешь в безмятежный Катскилл – и через десять минут на тебя сыплется убийство за убийством. Ты просто магнит: притягиваешь крупные дела. Ну и ну! А как на это все смотрит Мадлен?

      – Ты с ней только что говорила. Спросила бы у нее.

      Конни рассмеялась, будто он сказал что-то на редкость остроумное.

      – Ну а кроме расследований ты что там делаешь?

      – Да ничего особенного. Ничего не происходит. Вот у Мадлен дел больше.

      – Я чуть не померла: все представляла, что ты живешь, как на картинах Нормана Роквелла. Дэйв готовит кленовый сироп. Дэйв варит яблочный сидр. Дэйв в курятнике – нет ли свежих яиц?

      – Нет, яиц нет. И ни сиропа, ни сидра.

      Ему-то приходили на ум совсем другие картинки последних шести месяцев: Дэйв строит из себя героя. В Дэйва стреляют. Дэйв еле-еле поправляется. Дэйв сидит и слушает шум в ушах. Дэйв подавлен, озлоблен, ушел в себя. Дэйву предлагают что-то сделать. Дэйв считает это наглым посягательством на свои права. На право вязнуть в своем вонючем болоте. Дэйву все безразлично.

      – Так что ты сегодня делаешь?

      – Честно, Конни, почти ничего – чертовски мало. Ну, может, обойду поля, может, подберу валежник после зимы, может, клумбы удобрю. Такие дела.

      – Звучит неплохо. Знаю людей, которые много бы дали за такую жизнь.

      Он не ответил: надеялся, что затянувшееся молчание заставит ее сказать о цели звонка. Она ведь звонит не просто так. Конни была женщина душевная и словоохотливая – это он помнил, – но заговаривала всегда с какой-то целью. Под белокурой гривой таился неутомимый ум.

      – Ты, наверное, гадаешь, почему я тебе звоню, – сказала она. – Так?

      – Да, я об этом подумал.

      – Я звоню попросить об услуге. Об огромной услуге.

      Гурни на мгновение задумался, потом рассмеялся.

      – А что смешного? – Похоже, смех обескуражил ее.

      – Ты мне однажды сказала, что просить надо только о большой услуге: если просят о маленькой, легче отказать.

      – Ну нет! Не верю, что я могла такое сказать. Это же явная манипуляция, ужас какой. Ты ведь это все выдумал? – Конни исполнилась радостного негодования. Ее невозможно было надолго выбить из колеи.

      – Так что ты хотела?

      – Ты правда, правда все выдумал! Я знаю!

      – Так все же, что ты хотела?

      – Теперь мне совсем неловко, но это правда была бы огромная услуга. – Она помолчала. – Ты помнишь Ким?

      – Твою дочь?

      – Мою дочь. Она тебя боготворит.

      – Что, прости?

      – Только