Кровавое Евангелие. Джеймс Роллинс

не слышны, потому что ее маленькое лицо было под слоем вина.

      Какими же были эти последние слова?

      Елеазар знал, что этот вопрос будет тревожить его до конца дней.

      – Прости меня, – задыхаясь, произнес он. – И прости ее.

      Вино, пропитавшее рукава его сутаны, казалось, жгло ему кожу. Все время, пока старший не закончил молитвы, он смотрел на ее недвижное тело.

      И время это показалось ему вечностью.

      Наконец молитва закончилась и можно было встать. Утопленная Азува осталась на дне, навеки придавленная весом священного камня, ставшего ее вечным стражем. Елеазар сотворил молитву о том, чтобы это действо очистило ее душу, о вечном раскаянии за порчу, которую она несла в себе.

      Моя маленькая Азува…

      Он рухнул на саркофаг.

      – Закрыть его, – приказал старший.

      Известняковая плита, поддерживаемая веревками, опустилась на свое прежнее место. Мужчины замазали стыки плиты и саркофага жидкой смесью золы и извести, чтобы связать камни между собой.

      Елеазар провел ладонями по стенам ее темницы, словно это прикосновение успокаивало ее. Но ей уже не нужно было успокоения.

      Он приник лбом к суровому бездушному камню. Это был единственно возможный путь. Все было сделано во имя высшего блага. Но все эти правдивые доводы не облегчают боли. Ни его боли, ни ее.

      – Ну, пошли, – сказал старший. – Мы сделали то, что должно было быть сделано.

      Елеазар с шумом наполнил легкие грязным зловонным воздухом. Воины, кашляя, направились к выходу, шаркая по каменному полу. А он стоял один вместе с ней, покоящейся в сырой усыпальнице.

      – Ты не можешь дольше оставаться здесь, – обратился к нему старший, стоя в дверном проеме. – Ты должен идти другим путем.

      Елеазар, спотыкаясь, пошел на голос; слезы, застилавшие глаза, почти ослепили его.

      Как только они уйдут, усыпальница будет скрыта, проход к ней исчезнет. Ни одно живое существо не запомнит места, где он находится. Любой, кто осмелится пройти к нему, лишится жизни.

      Елеазар почувствовал на себе пристальный взгляд старшего.

      – Ты сожалеешь о том, что дал клятву? – спросил он. В его голосе слышались жалость и сочувствие, но также и неколебимая твердость.

      Эта твердость и явилась причиной того, что Христос называл их старшего «Петрус», что значит «Камень». Он был апостолом, которому суждено было стать основателем новой Церкви.

      Елеазар встретил этот пристальный каменный взгляд.

      – Нет, Петр, я не сожалею.

      Часть 1

      Призирает на землю, и она трясется;

      прикасается к горам, и дымятся.

Псал. 103:32

      Глава 1

      26 октября, 10 часов 33 минуты по местному времени

      Кесария, Израиль

      Доктор Эрин Грейнджер осторожно обмахивала мягкой кисточкой древний череп. По мере того как с него слетала пыль, она своими глазами ученого внимательно рассматривала тонкие линии стыков костей, открытый родничок.