Золотая пуля. Шимун Врочек

не казались девичьими. На Роба смотрела взрослая молодая женщина – строгая и жесткая. И красивая.

      – Ты должен найти его. Мормо. И убить.

      – Я что, похож на сраного регулятора? – хрипло спросил Роб.

      Ведьма покачала головой:

      – Это неважно.

      – Правда? А что тогда важно?

      – То, что ты не остался в стороне. Ты пошел за мной. Чтобы спасти своего друга, который угодил в лапы суки-ведьмы. Так?

      – Медведь мне не друг.

      – Посмотри на себя, Роб.

      Он засмеялся. Ведьма вздрогнула.

      – Самая дурацкая фраза, что я слышал в жизни! – сказал Роб.

      – Тем не менее посмотри на себя. Это ты шел за нами, с искалеченной рукой, без еды и отдыха. День за днем. Ночь за ночью. И теперь ты здесь и сейчас. Что это говорит о тебе?

      Роб пожал плечами. В обрубке боль опять запела огненную песнь.

      – Ни хрена это не говорит обо мне.

      Аэлита хмыкнула.

      – Возможно, так и есть. Возможно, ни хрена это не говорит о тебе. А еще может быть, что это говорит о тебе больше, чем ты думаешь.

* * *

      На ферму овцеводов они натолкнулись ближе к вечеру.

      Пропыленные, заросшие люди, несколько взрослых и с десяток детей загнали стадо небольших замученных овец в ограду. Роб и ведьма остановились, ожидая, пока пыль уляжется. Было странно видеть живых после всех этих залежей мертвецов, что им встретились по пути. Было удивительно, что эти люди продолжают двигаться, говорить, что на них нет крови и они не тянут за собой синеватые гирлянды выпущенных кишок. Странно, но обычные живые люди вызвали у Роба сильнейшее чувство ирреальности. Словно он пьян или даже одурманен.

      Ведьма посмотрела на Роба, а он – на нее. Затем Роб мотнул головой в сторону загона. Ведьма посмотрела и кивнула.

      У овцеводов были мулы. Пять или шесть облезлых, странной ржавой масти, но крепких и выносливых животных. Робу с ведьмой они бы точно пригодились. Путники двинулись к ферме.

      Овцеводы увидели путников и встали навстречу, чумазые детишки выстроились, как на парад, глядя на них настороженно и даже, как показалось Робу, зло.

      Роб положил ладонь на револьвер. Затем помедлил и убрал руку. Аэлита смотрела на него молча.

      Роб усмехнулся и наклонил голову к плечу.

      – Ну, что, ведьма. Твой ход.

      Аэлита помедлила, кивнула и пошла к овцеводам. Она шла к ним неторопливо и властно, алое платье развевалось на ветру. Роб смотрел на ее длинные голые ноги и не мог избавиться от ощущения, что она ему нравится. «Черт побери. Этого только не хватало».

      Овцеводы смотрели на приближение ведьмы настороженно. Старший, в круглой шляпе с откушенным краем, шагнул вперед – у него была клочковатая пегая борода и загорелое, иссеченное морщинами лицо. Старший задрал голову – кадык на худой шее дернулся – и промычал что-то неразборчивое. Может, приветствие, может, вопрос.

      Ведьма остановилась и заговорила мягко. Глубоким, красивым и слегка звенящим голосом;

      – Мулы ушли. Утром вы проснулись, а их нет. Два мула ушли. Вы проснулись, а их нет. Откройте загон.

      Дети