Брат, стреляй первым!. Владимир Колычев

нет, клеенка лезет в рот, кровь бьет в голову. Ощущение ужасное...

      Никита уже стал терять сознание, когда с него сняли пакет.

      – Ну что, вспомнил? – злорадно спросил опер.

      Никита ничего не ответил. Он просто не мог ответить – с такой жадностью он насыщал свои легкие драгоценным воздухом. Ему казалось, что больше такого мучения он не перенесет.

      – Ну, я жду ответа...

      – Я ничего не знаю, – выдавил он из себя.

      – Ну-ну...

      И снова голову накрыл проклятый пакет.

      В жутких мучениях Никита снова терял сознание... Гиря – ублюдок... Гиря – мразь... Гиря – убийца... Это по его вине пытают Никиту. Это он, тварь, убил пацанов... Надо во всем сознаться...

      – Ну так что, говорить будем? – снова спросили Никиту, когда пакет исчез.

      – Да...

      – Валяй...

      – Говорю – я ничего не знаю...

      – Ах ты мразь! – Рыжий оперативник с силой заехал ему кулаком в грудь.

      Никита бы грохнулся на пол вместе со стулом, если бы не второй опер. Он удержал его от падения. И за это треснул его кулаком по темечку... Козлы!..

      – Последний раз спрашиваю, сознаваться будешь?

      – Не в чем сознаваться, – твердил Никита. – Я ничего не знаю...

      Надо сдавать Гирю. Он, гад, подставил всех. Братва его даже убить собиралась. Но природная упертость держала язык на привязи. А потом и сдаваться нельзя. Нужно молчать. Молчать во что бы то ни стало. Этого требовал от всех Витал... Да к черту его, Витала!.. Но все равно Никита будет молчать... Он не будет ничего говорить. Пусть Гиря сам во всем сознается...

      Снова ему на голову надели пакет. На этот раз его не снимали долго. Смертная мука, а потом провал – потеря сознания...

      Очнулся Никита в своей камере. Он лежал на дощатых нарах, мокрый с головы до ног. Проклятые менты! Они откачивали его водой. И откачали. Но не совсем. Без сознания бросили в камеру. Выживет – хорошо, нет – ну и хрен с ним. Скоты!..

      Утром за ним пришли снова. И опять повели на допрос. Только на этот раз был гораздо более чистый кабинет. И оперов подлых нет, вместо них приятной наружности мужчина. Пышные ухоженные усы, крупные роговые очки, отглаженная белая сорочка, галстук.

      – Следователь прокуратуры Ильин, – представился он. – А вы – Брат Никита Германович. Правильно?

      – Вроде да...

      – Так вроде или да?

      – Да...

      – Как же так, Никита, вы же порядочный молодой человек. В армии служили, домой вернулись – и сразу в бандиты. Как так могло случиться?

      – В армии я служил, – кивнул Никита. – Домой вернулся. Это так... А про каких бандитов вы говорите, я не понимаю...

      – Не надо, Никита, голову мне морочить, – улыбнулся следователь. – Я же про тебя все прекрасно знаю. Да и беседуем мы с тобой без протокола. Надеюсь, ты это заметил...

      – Да вроде...

      – Вот и скажи мне, почему тебя так сразу приняли в преступную группировку Капитонова?

      – Капитонов – это кто?

      – Капитонов Михаил Александрович... Ах да, извини, в этих собачьих сворах нет ни имен, ни фамилий. Одни клички...

      – Я не собака...

      – Вот именно, я тоже так думаю. Капитонов – это