Тёмный ручей. Рейчел Кейн

но не сейчас. Может быть, когда мы поживем у него, мое прежнее отношение к нему вернется.

      Я не люблю быть не в своей тарелке, поэтому делаю первое, что приходит мне в голову. Смотрю исподлобья на Хавьера Эспарцу, словно поверить не могу, что мне придется общаться с ним, потом встряхиваю головой, так что волосы падают мне на лицо, и издаю стон, притворяясь, будто моя сумка весит миллион фунтов.

      – У нас будут спальни? Или нам придется спать в амбаре вместе с курами? – Когда мне не по себе, я нападаю. Это заставляет людей отойти с дороги и дать мне возможность сориентироваться. На этот раз я даже не жду, а прямо направляюсь к крыльцу и уже делаю два шага, когда вспоминаю про пса.

      Он вскакивает с дощатого крыльца, словно подброшенный пружиной, и устремляет на меня взгляд своих огромных жутких глаз. Я скорее ощущаю, чем слышу его низкое тихое рычание и останавливаюсь, мгновенно осознав, что я подставилась. «Дура, дура, дура!»

      Мистер Эспарца не двигается, только медленно протягивает руку к собаке, и рычание прекращается. Ротвейлер облизывает брыла и снова садится, миролюбиво пыхтя. Но я ни на секунду не покупаюсь на это миролюбие.

      – Быть может, ты позволишь познакомить тебя с Бутом? Эй, Бут, веди себя хорошо.

      Бут гавкает. Это громкий грудной лай, от которого мне хочется удрать прочь со всех ног, но я сдерживаюсь. Едва-едва. Бут встает, стекает вниз по ступеням – под гладкой шерстью перекатываются литые мышцы – и обходит меня по кругу. Я стою неподвижно, не понимая, что мне делать. Наконец Бут снова останавливается передо мной и садится.

      – Э-э… – произношу я. Гениальная фраза. Но я больше ничего не могу придумать. Во рту у меня сухо. Я боюсь даже смотреть на пса. – Привет…

      Медленно, очень медленно опускаю сумку наземь. Бут не шевелится. Я протягиваю к нему руку, он смотрит на меня в упор, потом поворачивает голову к мистеру Эспарце, точно спрашивая: «Она и вправду такая дура?» – потом обнюхивает мои пальцы и слегка касается их языком – мол, можешь быть свободна. Фыркает, словно ему не нравится вкус моего мыла, отворачивается и перебирается в тенек, где и укладывается, опустив голову на лапы. Вид у него совершенно разочарованный. Мне кажется, он ожидал, что день для него начнется с хорошей полномасштабной драки.

      У меня с Бутом много общего.

      Низко опустив голову и вообще не глядя на мистера Эспарцу, я спрашиваю:

      – А теперь-то можно войти в дом?

      – Конечно, – отвечает он. Голос у него спокойный и чуть-чуть веселый.

      Не сводя глаз с Бута, я поднимаю свою сумку и медленно иду через открытое пространство к крыльцу.

      – Хороший песик, – говорю Буту. Тот смотрит в сторону, однако чуть заметно виляет хвостом на мои слова.

      Потом я поднимаюсь на крыльцо. Там стоит старое потрепанное кресло, а к стене возле двери все еще прислонен дробовик. Мне почти безумно хочется коснуться его, но, если я это сделаю, мама придет в ярость, поэтому я просто открываю дверь хижины и захожу внутрь.

      – Круто, – кислым тоном произношу я, окидывая