Моя Италия. Инга Ильм

герои «Декамерона» и договариваются покинуть город. Занятно, что истории об обманчивом мире, написанные Боккаччо в середине XIV века и обожаемые сначала купцами, а после изобретения книгопечатания и всеми слоями общества без исключения (это была самая издаваемая книга с 1470 года), в XVI веке запрещена за фривольность, а после, хоть «Декамерон» и начинает издаваться, но с купюрами. Впрочем, если дети умеют читать, и у них нет дома ни планшета, ни телевизора, то с какой-нибудь главой десятой третьего дня, может, им и не стоит знакомиться… Хотя все так – бывали времена, когда монаха и по совместительству художника Фра Филиппо Липпи Медичи приходилось закрывать в своем неприступном дворце, чтобы он не останавливал работ. Но монах, подхватив рясы, умудрялся сбегать по простыням через высокое окно. Между кутежами и азартными играми Филиппо работал и в женском монастыре, где писал алтарный образ Девы Марии. В обители он отчаянно влюбится в прекрасную монашенку знатной фамилии… Брат не остановится ни перед чем. Ни гнев семьи, ни ярость церкви – ничто не могло стать преградой для любящих сердец. Монах похитил монашенку. Они бежали. Они обвенчаны. У них есть сын… Сложно представить, каких трудов Козимо Медичи стоило добиться для них прощения у Папы…

* * *

      Мерные удары тяжело ложатся на площадь. Синьория пробила час. Кстати, интересно, что колокола городской башни регламентировали не только общественную, но и частную жизнь. Колоколов было очень много – больше двадцати, каждый из них имел свое название и особое звучание. Венеция частично сохранила этот язык и пользуется им ночами, во времена наводнений – после определенного перезвона удар колокола отмеряет метры поднятия воды. Флоренция теперь лишь отбивает час… Что ж, наш задумчивый аперитив исполнен. Настало время поспешить к столу.

      Глава IV. Про итальянскую еду и тосканскую кухню – И немного про кьянти тоже

      Об итальянской кухне написаны километры. Словно каждый житель мира, побывав в Италии, решил написать оду кулинарному пережитому. Впрочем, на свете немало людей, которые любят поговорить о еде. Я, например, совершенно этого не понимаю. Помню, как стала жаловаться подруге на своего мужа, который готов часами рассказывать об испробованном блюде, перебирать вслух возможные ингредиенты, продумывать тонкости создания. «Представляешь, – сказала я ей. – Он совершенно сумасшедший! Он рассказывает людям о том, что ему довелось съесть! Как такое возможно? Кому это интересно? Вот только подумай: он может, например, ни с того ни с сего вспомнить какой-нибудь суп, который мы ели во Вьетнаме полгода тому назад, и начать подробно рассказывать о его компонентах!» «Подожди-ка, – серьезно перебила меня подруга-француженка и повернулась к моему супругу. – Что там был за суп? Влияние Франции на кухню Вьетнама сложно переоценить. Буйабес?!» И они углубились в долгую и скучную беседу. Но если предательство одной, пусть и дорогой моему сердцу француженки я еще смогла пережить, то, когда оказалось, что целое государство