Черная царевна. Оксана Глазнева

лет, на что еще ей тратить силы и время? Но время шло. Все сложней лгать ей в глаза, да и она все меньше верила в ложь.

      Наденька не умела скрывать чувств, и Мирослав видел – с прошлого дня рождения ее что-то тревожит. Она не рассказывала о своих тревогах, но все требовательней становились ее вопросы и взгляд.

      – Как долго я буду ждать своего суженого, папа?

      – Ты знаешь, милая, есть пророчество! Мы не можем его ослушаться!

      – Папа, если это лишь сказка, вы скажете мне? Я уже не ребенок, у вас нет причин ограждать меня ложью.

      – Есть пророчество…

      – Разве мой суженый не должен увидеть меня, чтобы влюбиться? Никто не постучится в дверь комнаты, расположенной на верхнем этаже такой высокой башни!

      – Это воля богов, а не моя прихоть. Будь послушна, и твое терпение вознаградится.

      Надя хотела добавить что-то еще, но сдержалась. Закусила губы, глотая необдуманные слова. Мирослав ждал, но дочь молчала. Тогда он поднялся.

      – Что ж, дорогая, мне пора.

      – Конечно, папа.

      Мирослав поцеловал дочь в лоб и вышел. Он понимал, что разговор не закончен, но продолжать его не мог.

      Когда дверь за царем закрылась, царевна села на диван и закрыла лицо руками. Не плакала. Время для слез прошло, хотя молчание отца и его ложь разбивали ей сердце.

      …Это было чуть меньше года назад.

      Надя привыкла к голосам караульных из-за двери. Они дежурили там днем и ночью, часто болтали. В ночь накануне дня рождения Надя была лихорадочно возбуждена и, как обычно, ожидала чуда. Она лежала в темноте, ловила каждый звук, ждала…

      – Когда она уже сдохнет?! – в сердцах воскликнула за дверью Любава.

      Надя подумала, что ослышалась.

      – Тише! Услышит!

      – Хорошо бы.

      – Любава!

      – Сколько лет мы стоим здесь, Рута? Шесть?

      – Хватит…

      Сердце Нади забилось в груди как бешеное.

      – Быстрей бы сдохла! Неужто правда верит в королевича на волшебном коне? Ей сколько? Шестнадцать? Мажья кровь, а мозгов нет.

      Царевна заставила себя сесть и вслушаться в разговор. За дверью презрительно хмыкнули.

      – Откуда мозги-то? Она здесь с рождения сидит, ничего кроме баек отца не слыхала. Что наплетет – в то и поверит.

      – Слушай, а может, нашептать ей? Скажем, что она чародейка, что, ежели об землю ударится, – птицей станет. Может, прыгнет с крыши-то?

      Снова смех. Надя опустила ноги на пол, встала с кровати. Она не верила собственным ушам, ей казалось, что это дурной сон, и она ущипнула себя за запястье. На глазах выступили слезы. Нет. Не сон.

      – Царь услышит – покатятся наши головушки, – заметила Рута.

      – Не покатятся. Разве переведет на стены, а сюда новых дурех возьмут. Орден Доблести ему в затылок дышит. Если хоть один человек из-за Надьки пострадает – и царю несдобровать. Подпалят дворец, как есть подпалят.

      Помолчали.

      – Думаешь, слышит нас? – спросила Рута.

      – Хотелось бы, – зло процедила Любава, – да навряд ли. Люди по всему городу мрут как