Голова профессора Доуэля. Александр Беляев

косметики.

      – Неужели вы не видите, – раздражённо говорила голова Брике, – что правый глаз подведён темнее левого? Поднимите зеркало выше.

      Она просила, чтобы ей принесли модные журналы и ткани, и заставляла драпировать столик, на котором была укреплена её голова.

      Она доходила до чудачества, заявив с запоздалой стыдливостью, что не может спать в одной комнате с мужчиной.

      – Отгородите меня на ночь ширмой или, по крайней мере, хоть книгой.

      И Лоран делала «ширму» из большой раскрытой книги, установив её на стеклянной доске у головы Брике.

      Не меньше хлопот доставлял и Тома.

      Однажды он потребовал вина. И профессор Керн принуждён был доставить ему удовольствие опьянения, вводя в питающие растворы небольшие дозы опьяняющих веществ.

      Иногда Тома и Брике пели дуэтом. Ослабленные голосовые связки не повиновались. Это был ужасный дуэт.

      – Мой бедный голос… Если бы вы могли слышать, как я пела раньше! – говорила Брике, и брови её страдальчески поднимались вверх.

      Вечерами на них нападало раздумье. Необычайность существования заставляла даже эти простые натуры задумываться над вопросами жизни и смерти.

      Брике верила в бессмертие. Тома был материалистом.

      – Конечно, мы бессмертны, – говорила голова Брике. – Если бы душа умирала с телом, она не вернулась бы в голову.

      – А где у вас душа сидела: в голове или в теле? – ехидно спросил Тома.

      – Конечно, в теле была… везде была… – неуверенно отвечала голова Брике, подозревая в вопросе какой-то подвох.

      – Так что же, душа вашего тела безголовая теперь ходит на том свете?

      – Сами вы безголовый, – обиделась Брике.

      – Я-то с головой. Только она одна у меня и есть, – не унимался Тома. – А вот душа вашей головы не осталась на том свете? По этой резиновой кишке назад на землю вернулась? Нет, – говорил он уже серьёзно, – мы, как машина. Пустил пар – опять заработала. А разбилась вдребезги – никакой пар не поможет…

      И каждый погружался в свои думы…

      Небо и земля

      Доводы Тома не убеждали Брике. Несмотря на свой безалаберный образ жизни, она была истинной католичкой. Ведя довольно бурную жизнь, она не имела времени не только думать о загробном существовании, но даже и ходить в церковь. Однако привитая в детстве религиозность крепко держалась в ней. И теперь, казалось, наступил самый подходящий момент для того, чтобы эти семена религиозности дали всходы. Настоящая жизнь её была ужасна, но смерть – возможность второй смерти – пугала её ещё больше. По ночам её мучили кошмары загробной жизни.

      Ей мерещились языки адского пламени. Она видела, как её грешное тело уже поджаривалось на огромной сковородке.

      Брике в ужасе просыпалась, стуча зубами и задыхаясь. Да, она определённо ощущала удушье. Её возбуждённый мозг требовал усиленного притока кислорода, но она была лишена сердца – того живого двигателя, который так идеально регулирует поставку нужного количества крови всем органам тела. Она пыталась кричать, чтобы разбудить