Мой бодипозитив. Как я полюбила тело, в котором живу. Тесс Холлидей

целого года.

      Чтобы скрыть от своих детей истинную тяжесть своих травм, она надела большую джинсовую шляпу. Это было абсолютно не в ее стиле – спереди шляпа была подвернута, заколота и украшена цветочком.

      С раннего возраста я понимала, что мир может быть опасным и уродливым местом.

      Внезапно я почувствовала себя ужасно смущенной, как будто я пришла к кому-то, с кем едва знакома.

      Мама быстро растопила лед. «Простите меня за эту дурацкую шляпу», – вздохнула она, закатывая глаза. Ее голос был приглушенным и невнятным, как будто говорил пьяница, набивший рот фастфудом во время ночного перекуса.

      – Держи, – сказала она, протянув мне своей рабочей, левой рукой мягкую плюшевую кошку.

      – Мне пришлось купить эту кошку, – не скрывая недовольства, заметила она. – Кроме нее, в магазине при больнице ничего не оказалось.

      Я рассмеялась, потому что мама терпеть не могла кошек. Тетя говорила мне, что мне нужно быть сильной ради мамы, ради всей семьи, но тогда я все равно не смогла сдержать слез.

      Когда я справилась с шоком от маминого вида, я стала с интересом разглядывать ее бритую голову. Ее кожа была всех цветов радуги – как от синяков, так и от различных обеззараживающих средств, которыми ее обрабатывали врачи.

      – Можно нам посмотреть?

      Она стоически вздохнула и попросила, обращаясь к медсестре:

      – Снимите с меня шляпу.

      Разинув рот, мы с Тадом беззастенчиво пялились на раны и исподтишка обменивались возбужденными взглядами. Со свойственной только детям кровожадностью мы по достоинству оценили масштаб травмы – сзади на шее был здоровенный шрам и целых 32 скобки!

      – У меня в голове по-прежнему есть пуля! – сказала мама.

      За этой встречей последовало долгое расставание.

      Пока мама лежала в больнице, моя семья собрала наши вещи, вычистив наш дом в Ленуар, и мы жили у них в Миссисипи, в 600 милях от маминой больницы.

      Ранения сделали маму инвалидом, и она бы не смогла вернуться в Ленуар. Когда ее наконец-то выписали, то машина «Скорой помощи» привезла ее в Лорел. На время ее реабилитации мы втроем переехали к моим бабушке и дедушке.

      Мама приняла свое состояние и неустанно работала над собой, демонстрируя железную волю и феноменальную целеустремленность. Она продолжала ходить на физиотерапию, чтобы восстановить свои силы и вернуть подвижность лицу.

      Юные и влюбленные далеко не всегда понимают, что домашнее насилие – это ненормально.

      К тому моменту она уже могла ходить сама, но быстро уставала и у нее часто кружилась голова. Она всегда брала с собой инвалидное кресло. Оставшиеся в голове фрагменты пуль почти постоянно причиняли ей боль, но она отстаивала свою самостоятельность и очень редко просила о помощи.

      – Я выжила потому, что я твердолобая, – шутила мама, и наверняка в этой шутке была доля правды. Во мне тоже есть что-то от ее непоколебимой силы духа, и это та часть меня, которая не позволяет мне сдаваться