Ельцин как наваждение. Записки политического проходимца. Павел Вощанов

впервые за эти семь дней мы общаемся без напряга. Всем легко и беззаботно, даже Геннадий Алференко, смертельно уставший (это надо признать) от оправданий перед прессой за необдуманные слова и поступки нашего шефа.

      – Ну, давайте вот за что выпьем…

      Мне кажется, Борис Николаевич вознамерился прямо здесь, на пляже, подвести итоги нашего турне. Но ошибаюсь. Он о другом.

      – Все эти дни я наблюдал за вами. Я же вас плохо знал. Мы, понимаешь, первый раз вместе в таком серьезном деле. Так вот, – Ельцин делает многозначительную паузу и окидывает взглядом внимающую его речам компанию, – давайте пообещаем… поклянемся!… что никогда не предадим друг друга. Никогда!

      – Обещаю! Клянусь!

      – И я клянусь!

      – Конечно. Я тоже!

      То ли мы устали за эту шальную поездку, то ли виски в сочетании с океанским воздухом пьянит сильнее, но в отель возвращаемся в легком подпитии и даже слегка покачиваясь. Ельцин обнимает меня за плечо, и не от избытка отеческих чувств, а потому что ему так устойчивее. Уже у лифта он вдруг притягивает меня к себе и шепчет в самое ухо:

      – Вы с Виктором будете работать со мной! В ближнем круге!

      Как все-таки странно устроена человеческая память! В жизни почти каждого человека есть такие сюжеты из прожитого, которые ему не хотелось бы вспоминать, но именно они отчего-то и вспоминаются чаще прочих. Для меня это поездка с Ельциным в Америку. И даже не сама поездка, а то, как я – именно я, а не он! – повел себя после нее.

      Мы с Ярошенко вылетаем домой тремя днями позже Ельцина c Сухановым, и не из Майями, а из Нью-Йорка. Наплели им, будто хотим удостовериться, что обещанный миллион одноразовых шприцов закуплен и отправлен в Союз. На самом деле, нас пригласил погостить у себя в Вашингтоне Харрис Култер, оказавшийся не только отличным переводчиком, но и удивительным собеседником. И к тому же на редкость скромным человеком. Мы лишь в последние дни, когда наша поездка по Америке подошла к концу, узнали, причем случайно, что, оказывается, он известный в США специалист по истории медицины, доктор философии и профессор Колумбийского университета. Потрясающе!

      Но все хорошее и приятное по обыкновению скоротечно. Если с Ельциным у нас каждый день тянулся словно три, то эти три дня пролетели будто один. Но все равно, хоть в Америке и комфортно (тем более, когда тебе не надо думать ни о крыше над головой, ни о хлебе насущном), а домой все же тянет. Так что настроение у нас с Виктором, можно сказать, приподнятое.

      Самолет разбегается, отрывается от бетонной дорожки и взмывает в небо. Над головами гаснет табличка «Пристегните ремни». Сейчас приветливая стюардесса предложит нам что-нибудь выпить, и мы непременно выпьем. За окончание наших мытарств. Ярошенко улыбается с прищуром и топорщит боцманские усы. Это значит, хочет меня удивить чем-то неожиданным.

      – Давай выпьем за наш новый проект!

      – Какой еще проект?!

      – Мне тут пришла в голову одна мысль…

      – Виктор Николаевич,