Секретная команда. Воспоминания руководителя спецподразделения немецкой разведки. 1939—1945. Отто Скорцени

больше по душе пришлась перспектива ночевать в палатках в лесу. Теперь у меня появилась возможность поближе познакомиться с неведомой мне до той поры страной. Раньше я и предположить не мог, что люди и животные могут жить так близко друг от друга. Жилые помещения и хлев располагались рядом, не разделенные даже хоть какой-нибудь перегородкой. Они как бы перетекали друг в друга, и дети буквально росли вместе с молодыми животными. Вода ценилась чуть ли не на вес золота, и ее едва хватало для водопоя и приготовления пищи.

      Вскоре мы заметили, что все наши измышления о цели дальнейшего применения далеки от истины, так как подготовительные приказы указывали на скорое начало наступательных действий. Значит, речь все же шла о Советском Союзе! О таком мы действительно даже не думали! Конечно, нам было ясно, что пакт о ненападении между Германией и Россией[48] не может продлиться вечно, но чтобы разорвать его именно сейчас, во время войны? Такое предположить было невозможно!

      Неужели речь шла о пагубной для Германии перспективе ведения войны на два фронта или нам все же удастся еще раз осуществить молниеносную войну? Перед нашим внутренним взором вставали необъятные просторы Русской земли, и многие из нас втайне начинали вспоминать судьбу Восточного похода Наполеона.

      Но скоро все эти мрачные раздумья прекратились, ведь они все равно ничего не могли изменить! Они могли только пагубно отразиться на нашей боеспособности.

      «Командование лучше знает, что делает», – решили мы.

      Речь же шла о нашем главном мировоззренческом противнике, и если уж на наше поколение выпала тяжелая доля вооруженного решения данных разногласий, то следовало принять это всем сердцем.

      После проведения рекогносцировки нашим батареям были определены огневые позиции у Буга. Низкий кустарник давал слабое укрытие. Тем не менее иногда в сопровождении некоторых своих товарищей по оружию я совершал прогулки по берегу реки.

      На другой стороне можно было видеть русские пограничные наряды, численность которых несоизмеримо возрастала. Бросались в глаза типичные для русских границ высокие деревянные сторожевые вышки, которые я видел впервые в жизни. Наши же наблюдатели сидели на высоких деревьях, скрываясь за густой листвой. Порой и мне на полчаса приходилось вскарабкиваться на эту верхотуру.

      В один не самый лучший день в штаб-квартире Гитлера «кости были брошены», машина отдачи приказов завертелась, и до нас довели день «X» начала наступления. Это было 22 июня 1941 года! В пять часов утра[49] маховик войны должен был снова прийти в движение и на этот раз направить свой огневой вал на Восток. Накануне в корпусе[50] зачитали приказ о наступлении, и командующий им генерал выступил перед командным составом обеих входивших в него дивизий с речью, проникнутой оптимизмом и уверенностью в скором разгроме противника.

      – Через несколько недель в Москве состоится парад победы! – с торжествующим видом заявил он.

      Интересно, исходила ли такая уверенность

48

Имеется в виду Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом, известный также как пакт Молотова – Риббентропа, подписанный в Москве 23 августа 1939 г., согласно которому стороны обязывались воздерживаться от нападения друг на друга и соблюдать нейтралитет в случае, если одна из них становилась объектом военных действий третьей стороны.

49

Автор указывает центральноевропейское время, называемое иногда среднеевропейским временем.

50

22 июня 1941 г. дивизия СС «Райх» входила в состав 46-го моторизованного корпуса 2-й танковой группы группы армий «Центр». По состоянию на июль 1941 г. в составе корпуса кроме дивизии СС «Райх» действовали 10-я танковая дивизия и пехотный полк «Гроссдойчланд». Командовал корпусом генерал танковых войск Генрих фон Фитингхоф.