Курганник. Николай Немытов

Перебежал… Земля ушла из-под ног. От неожиданности вскрикнул, попытался схватиться за край обрыва – пальцы едва коснулись острого каменного края, упругие стебли травы ощекотали ладонь. Он пролетел метра три, не осознавая, где верх, где низ, и кубарем покатился по склону. Звездное небо не один раз мелькнуло перед глазами, земля ударила в пятки, колени едва не вышибли зубы. Спружинившие ноги бросили тело вперед на колючки сухой травы.

      Тьма сгустилась, отчего головокружение усилилось. Виктор пошевелился, ощупал пространство вокруг. Он лежал на животе, жесткая трава колола лицо, руки-ноги вроде целы, раненая щека горит, дергает. Со стоном перевернулся на спину, сел и отплевался. Хотел отряхнуться, да попал по ушибленному плечу.

      – Вот повезло-то, а?! – По спине будто танк проехал. – Мама родная… Во повезло-о…

      Он прыснул смехом и тут же расхохотался. Вспомнив о погоне, зажал ладонью рот, но смех не оставлял его. Плотно прижимая к губам грязную ладонь, Ковалев хохотал, кашляя сквозь пальцы. Приступ истерики закончился слезами отчаяния. Сбивая кулаки, он колотил по земле что есть мочи, рыча и проклиная себя, жену-суку, начальника-урода, придурков на конях.

      Потом отдышался, огляделся. Справа-слева кустарник с серой листвой, выше через черную кромку оврага подмигивают звезды. Противоположный берег показался Виктору более пологим, и он осторожно покарабкался наверх, цепляясь за корни кустов, затаиваясь при каждом звуке.

      Со степью что-то было не так. Присев на корточки, Ковалев прислушался – прежняя сверчковая тишина. Он приподнялся, огляделся: сухие пучки травы вениками торчат из земли, темные остовы колючек то здесь, то там гротескными чудовищами поднимаются к трепещущим звездам. Овраги и балки, заросшие все тем же серым кустарником, изрезали эту землю вдоль и поперек. От травяного моря не осталось даже следа.

      Неприятно сжало низ живота. По трассе медленно проползла фура, украшенная гирляндами габаритных лампочек. Но минуту назад дороги не было. Чертовщина!

      На той стороне оврага никакого движения. Всадники, похоже, исчезли с травой вместе. Однако машины тоже нигде не видно, а ведь Виктор оставил фары включенными, дверцу – открытой, и в салоне горел свет.

      Вот это номер! Угнали родимую авдюшку, «соточку» любимую. Угнали, пока он кувыркался в траве. И чего удумали: лук, стрелы! Тьфу! Деревня! Хотя, надо признать, эффект внезапности был ошеломляющим. Только зачем лобовое стекло разбивать? Уроды! На запчасти пустят. Тьфу!

      Ковалев замер, присел. На грани слуха родился новый звук. Виктор повернулся вправо, пытаясь уловить направление. Звук повел себя странно: он возник за спиной, переместился левее, глухим эхом поднялся со дна оврага, откуда Ковалев только что выбрался. Холодок ледяными лапками пробежался по спине, а звук превратился в тихий плач, идущий от кромки оврага левее Виктора. Кто-то жалобно всхлипывал, сетуя на судьбу.

      Возникло острое желание сесть рядом и пореветь в два горла. Однако Ковалев, чувствуя стыд за свои бессильные слезы, старался забыть о минутной слабости. Другое дело – мужик все-таки – помочь ближнему. Может, этот