Королевская кровь. Расколотый мир. Ирина Котова

беременна. Ему странно и немного не по себе было от мысли, что будет ребенок, но пусть, пусть, что угодно, лишь бы привязать Марину к себе покрепче.

      Люк потряс головой, пытаясь избавиться от мерзкого чувства собственной ничтожности, нечаянно сломал сигарету, раздраженно стряхнул с себя табачную крошку. На самом деле Марина была права – и в своем гневе, и в том, что не допускала его к себе.

      – Я такой идиот, детка, – пробормотал он покаянно. Вздохнул и встал. Сцена должна была быть доиграна до конца.

      Следующие полчаса в гостиной его светлости творилось странное. Люк посидел за столом – сначала на одном стуле, потом на другом, положил себе на тарелки еды, поел с обоих блюд. Выпил вина из двух бокалов, с трудом доел второй кусок торта. И, промокнув губы салфеткой, пошел в ванную.

      Там, слава богам, уже было одно влажное полотенце, так что лицедействовать ему не пришлось. Он просто разделся, принял душ и вытерся вторым. Нагишом направился в гостиную, взял со стола острый нож для фруктов и, вернувшись в спальню, надрезал себе руку чуть выше локтя и аккуратно потер ею о простынь возле бедер Марины. Заклеил ранку пластырем, вымыл нож и вернул его на место. Выключил свет и лег рядом, прижался.

      Рано для сна – но когда еще она позволит прикоснуться к себе? Если бы не его глупость… этот день мог бы быть совсем другим. Счастливым, несмотря ни на что. И сейчас Марина кричала бы под ним, и поднимала бы на него огромные, потемневшие от удовольствия глаза, и шептала бы всякие язвительные нежности в своем духе, и они вместе смеялись бы – и она полностью, вся была бы его.

      «И сейчас моя», – думал Кембритч упрямо.

      Боги, да ни одна из женщин, кроме этой, ничего в нем не задевала. Поцелуи, секс, касания ничего не значили. Люк бы забыл об этом поцелуе с Софи сразу, как он закончился.

      «А если бы ты застал ее с кем-то? С блакорийцем?»

      Уничтожил бы.

      Люк усмехнулся даже с некоторой гордостью. Вот и она… чуть не убила.

      Он прижимался крепче, мягко обнимал Марину за талию, касался бедер, и ягодиц, и теплой груди – супруга была в сорочке, и хотелось содрать ее так, что в глазах полыхало, и Люк вздыхал тяжело ей в затылок.

      Нужно было не поддаваться эмоциям, когда она там, у двери, оттолкнула его, а сжать, и поцеловать, и отнести на кровать, и не отпускать, пока она не забыла бы все обиды и все слова свои. Но нет…

      Ты же всегда был умнее, Люк.

      Нельзя было уходить. Нельзя было оставлять ее одну. И не уйти было нельзя.

      Как же она пахнет… Мариной… теплом, сладостью и горечью… так пахло на острове Иппоталии. Его любовью.

      Вот она, такая, какая есть, его женщина, страстная, едкая, очень искренняя и в любви, и в ненависти, способная причинить боль, – и не нужно ему другой. Да и не может быть другой. Как же хочется… вот так… поднять сорочку, прижаться еще сильнее… боги…

      Последнее он почти простонал. Замер, останавливая руку чуть ниже татуировки со своим именем. И закрыл глаза.

      Марина все так же спала. Совсем вымоталась.

      Через минуту