Бандит. Юлия Латынина

вмонтированного в систему наблюдения звонка. – Тебе что, парень? – сказал отворивший дверь вышибала. – Сашку Шакурова. – Не приходил еще. Жди.

      И дверь с лязгом захлопнулась. Валера поднялся по ступеням и, сгорбив плечи, пошел прочь.

      – Сазан!

      Валерий оглянулся. У тротуара тормозила белая «Волга»-пикап. Водитель остановил машину и распахнул дверь.

      – Сашка!

      – Сазанчик! Друзья обнялись.

      – Ишь ты какой стал, – проговорил Сашка, первым высвобождаясь из объятий друга, – здоровый, как бык, чуть ребра не переломал.

      Валера молча смотрел на своего приятеля. Тот был одет совсем не так, как он. Никаких турецких курток и кроссовок: на Шакурове изящно сидел светлый однобортный костюм, неброский, цвета выцветшей брусники галстук оттенял белизну рубашки. Больше всего Валерия поразила именно эта рубашка: она была ослепительно белой, как кафель в операционной, и, несмотря на конец дня, от нее пахло свежестью и одеколоном. Переменил ее, что ли, Шакуров на работе?

      Шакуров между тем, освободившись от объятий приятеля, снова нырнул в машину. Он тщательно проверил все дверцы, покрутил и запер руль, и, извлекши из-под ног длинное железное коромысло, укрепил его на руле. Затем обошел машину кругом, удостоверяясь, что все стекла подняты и замки заперты, и напоследок провел черным брелоком по белому квадратику, прилепленному к окну изнутри. Наверху квадратика загорелся красный глазок.

      – Вишь, какая охрана, – не удержался Шакуров.

      – Вижу, – сказал Валерий, – хочешь, я в твою тачку за две минуты влезу?

      Шакуров как-то понуро передернулся, но потом подхватил «дипломат» и махнул рукой:

      – Пошли!

      Как ни разительны были изменения, происшедшие снаружи, изнутри забегаловка изменилась еще сильней.

      Исчезли пластмассовые столики и вечно заляпанный пол, стены бывшей пельменной до половины были отделаны дорогим деревом, с потолка на длинных ножках свисали бронзовые фигурные фонари, а на белых скатертях красовались маленькие вазочки с цветами.

      В глубине зала, на небольшом помосте, танцевала девица.

      Официант, выгнувшись морским коньком, принял у Шакурова заказ. Черный галстук-бабочка на белой груди официанта напоминал муху в молоке.

      Девица на сцене сняла с себя лифчик и стала крутить грудями, то одной, то другой, в разные стороны.

      Валерий, не видевший девок почти два года (правда, в Архангельске он трахнулся с портовой шалавой), раскрыл рот и уставился на девицу. Официант принес заказ.

      – Ну, за возвращение! – сказал Шакуров, поднимая высокую хрустальную рюмку.

      Валерий, не сводя глаз с девицы, заглотнул спиртное.

      Шакуров между тем аккуратно двумя лопаточками положил себе салата и стал есть мясо, аккуратно отрезая маленькие кусочки. Отрежет кусочек, обмакнет его в подливу, постарается, чтобы в подливе была долька гриба, и проглотит. Отправит в рот слезящийся, словно из зеленого агата, соленый огурчик и опять режет кусочек…

      Девица на сцене стащила с себя трусики и теперь крутила и грудями