Яблоки из чужого рая. Анна Берсенева

стула, а в шкаф и делал еще множество излишних, с его точки зрения, вещей.

      Да что Матюша – даже Сергей считал ее настойчивость чрезмерной!

      – Смотри, Анюта, – говорил он, – никто еще не доказал, что занудливый мужчина лучше, чем неряшливый.

      Но Анна умела добиться от своих мужчин того, чего считала нужным добиваться. Просто она так мало навязывала им в их мужской жизни, что, если уж навязывала, они подчинялись. До поры до времени.

      Так оно и вышло, что к тому моменту, когда Матвей стал жить самостоятельно, привычка к порядку въелась в него так же крепко, как привычка к чтению, тоже воспитанная с детства – с тех лет, когда он отбрыкивался от «Трех мушкетеров», уверяя отца, что книга совсем неинтересная, а, наоборот, скучная, потому что в ней все написано какими-то старыми словами.

      А занудой он не стал: не в кого было.

      – Ты, по-моему, сильно устал, Матюша, – сказала Анна, садясь на диван. – Лицо осунулось… Вас там хотя бы кормили?

      – Кормили, – нехотя ответил он. – Кормили, поили и всячески ублажали.

      – Всячески – это как? – улыбнулась Анна.

      – А то ты не догадываешься, как московское начальство на местах ублажают, – хмыкнул Матвей. – Попросту, без затей – охота, баня, девочки. Извини, мам, – спохватился он. – Совсем я одичал со своим депутатом.

      – Но зачем же ты тогда, а, Матвей?.. – тихо спросила Анна. – Все ведь ты понимаешь…

      – И что ты мне предлагаешь? – Он прищурился; зеленые сердитые молнии наконец метнулись из глаз. – Да, все я про него понимаю. Обыкновенное хамло, удачливое, потому что наглое. Будьте проще, и люди к вам потянутся, – усмехнулся Матвей. – Ну, а он, депутат мой, – проще некуда. Но что же теперь, ма?

      Анна насторожилась от этих его слов, а главное, от унылых интонаций.

      – Ты так говоришь, как будто связан с ним какими-то неразрывными узами, – сказала она, всматриваясь в глаза сына. – У тебя с ним… ничего?

      Конечно, вопрос прозвучал глупо – Матвей захохотал.

      – Это ты про что? – спросил он наконец. – Да ему, мам, не до мальчиков – баб бы всех успеть уестествить. Жадный он до жизни, так и рвет отовсюду куски.

      – Я имею в виду не мальчиков, а его деятельность, – не обращая внимания на Матвеев смех, сказала Анна. – Думаешь, я в облаках витаю? Матюшка, да ведь у меня хоть и эстетский, как ты говоришь, и не Бог весть какой прибыльный, но бизнес, а у папы тем более… Неужели мы не понимаем, во что тебя может втянуть этот твой хвататель жизненных кусков? И неужели ты думаешь, мы из-за этого не волнуемся?

      – А вы не волнуйтесь, – невозмутимо заметил Матвей; на его лице установилось обычное его лихое выражение. – Я не телок, чтоб меня куда-то можно было на веревочке втянуть.

      – Ты молодой еще, Матвей, – стараясь, чтобы ее слова звучали как можно мягче и убедительнее, сказала Анна. – Молодой, страстный, поэтому, уж извини, втянуть тебя можно во что угодно, если кровь твою умело разогреть.

      – Но папа же не втягивается, – с тем самым молодым запалом, о котором