Равнение на Софулу. Гуля Риф

пропела та, дразня Ивана Фёдоровича. едва придерживая лист с краёв растопыренными пальцами, завиляла бёдрами на манер восточного танца.

      Айнур во все глаза смотрел на загорелую чудачку, губы сами начали растягиваться в улыбке…

      – Стой! – упал на колени, пытаясь ухватить Тимку.

      Щенок-переросток в один скачок оказался рядом с Софийкой. Запрыгал, будто танцуя на пару, а на самом деле старался достать пирог.

      – Тимоха! Софийка! – осадил их окриком Иван Фёдорович. – Я тебе! – погрозил кулаком Тимке. Тот, обиженно сопя, отбежал в сторону. – Не рисуйся, стрекоза! Грохнешь пирог на землю – переедание для него, – сердясь, показал на Тимку, – неуважение к бабушке – старалась, пекла, разочарование для нас – так и не попробуем.

      – Ой да ладно! – отрезала Софийка, смутившись. – на, – сунула лист Айнуру и побежала со двора.

      – Постой, с внуком познакомить не успел…

      «Представляю это стрёмное чувство, когда на тебя наезжают при ком-то», – посочувствовал ей мысленно Айнур.

      – Бесовка стеснительная, оказывается! – хмыкнул дед. – эй, Тимоха, куда опять тянешься? Что за щенок! Не так кости грызть любит, как Лидушкину выпечку.

      – Тимоха – щенок? – оторопел Айнур.

      – Что, пугает размерами? Сам боюсь представить, в кого превратится. – дай-ка мне. – дед отобрал пирог у внука. Тимка заюлил вокруг хозяина. – Не верти бесполезно хвостом, веди гостя в дом. Куда Виктория убрела?

      – Мама!

      – Ш-ш, не кричи – не потеряется! – шикнул Иван Фёдорович. – Айда-пошли… Булат, что там возишься?

      – Я место в гараже освобождаю, туда машину…

      – С машиной как с дитём.

      – Дорогая тачка, – заступился за отца Айнур. – тем более в кредит.

      – Ну и ну!.. – усмехнулся дед, не договорив то, о чём подумал.

      «Не цепляйся, старый хрыч!» – остановил себя, оберегая редкое радужное настроение. Долгое время проживая один, скуп стал на эмоции. Приезд близких растормошил. Особенно взбодрила Виктория: сумела преодолеть давнюю обиду, подарила, хоть и зыбкое, готовое в любой момент упорхнуть, умиротворение.

      После звонка зятя и разговора по поводу здоровья дочери внутри Ивана Фёдоровича поселилось беспокойство. Колкая тревога, дотягиваясь до сердца, сжимала его, отпускала, снова сжимала… только увидев Вику, Кряж успокоился. Несмотря на излишнюю худобу, болезни в ней не почувствовал. Уверил себя: если и болеет, то несерьёзно. Вику город съел. Город всех съедает, у кого физическую оболочку, у кого душу…

      – А у этой Софийки есть лошадь? – прервал размышления деда внук.

      – Конь, Грин. Почему спрашиваешь?

      – Когда ехали, кажется, её встретили. Далеко от дома.

      – Она. Стрекоза-путешественница. Не знаю, кто из низовских девчат, а у нас в Верхоречье, кажись, только Лидушкина внучка верхом скачет. Молодёжь на машинах, мотоциклах и ещё на этих, подзабыл, на мотороллеры похожи.