Легенда о сепаратном мире. Канун революции. Сергей Мельгунов

сухопутного военного командования (Жилинский и Данилов), считая, что «борьба за Константинополь вряд ли возможна без общеевропейской войны», полагали, что «возможность этой операции зависит от общей конъюнктуры начала войны». Экспедиция в Константинополь, по их мнению, возможна лишь «при отсутствии борьбы на западном фронте или благоприятном на нем положении вещей»: «успешная борьба на западном фронте решит благоприятно и вопрос о проливах». Представитель морского ведомства кап. Немиц находил, что подобная точка зрения была бы целесообразна, «если бы на пути к проливам и Константинополю мы действительно имели того же главного противника, что и на западном фронте, т.е. германо-австрийские силы. Тогда, очевидно, единственной задачей было бы разбить германскую и австрийскую армии, после чего, диктуя свою волю в Берлине и Вене, мы получили бы проливы. Но в действительности положение представляется, по мнению морского ген. штаба, в ином виде. На пути к проливам мы имеем серьезных противников в лице не только Германии и Австрии. Как бы ни были успешны наши действия на западном фронте, они не дадут нам проливов и Константинополя. Их могут занять чужие флоты и армии, пока будет происходить борьба на нашей западной границе». Немиц считал поэтому, что «мы должны одновременно с операциями на западном фронте занять военною силою Константинополь и проливы, дабы создать к моменту мирных переговоров совершившийся факт нашего завладения ими. Только в таком случае Европа согласится на разрешение вопроса о проливах на тех условиях, на которых нам это необходимо».

      Какие же решения были приняты на совещании, которое произвело столь удручающее впечатление на председателя? – вопрос о наступательной «десантной операции в Черном море, имевшей объектом Константинополь и его проливы», откладывался по связи с проектом развития черноморского флота и, как видно из позднейшего (за месяц до войны) доклада морского ген. штаба, намечался на время «после 1917 года». «Через несколько дней после того, что совещание собралось, – заключает свою мемуарную повесть Сазонов, – несмотря на его секретный характер, оно стало известно германскому посольству и возбудило в нем большое беспокойство. Дело тайного осведомления было хорошо поставлено германским правительством, которое обыкновенно быстро получало секретные сведения через своих негласных агентов. Менее хорошо обстояло дело с выводом правильных заключений из добываемых таким путем сведений. Так, напр., в данном случае наше февральское совещание, при передаче в Берлин, получило окраску заговора против целости Оттоманской Империи и угрозы Европейскому миру…» В литературе немецкой «совещание 8 февраля приводится в доказательство того, что Россия была зачинщицей мировой войны, вызванной ею для завладения Константинополем и проливами. Большевики, оказавшие старой русской дипломатии обнародованием так называемых секретных документов большую услугу, обнаружив перед лицом всего света миролюбие