Морские цыгане. Густав Эмар

Филиппом, я уверен, мы преуспеем.

      – Кто в этом сомневается! – просто ответил Питриан, даже не спрашивая, о чем идет речь.

      – Скорее! – вскричал Филипп. – Найдем лодку.

      – Это не так трудно, – весело отозвался Пьер.

      Все трое, оставив д'Ожерона в дверях гостиницы, бегом бросились к берегу.

      Глава V. Герцог Пеньяфлор

      За месяц до начала нашего рассказа человек, старательно закутанный в толстые складки длинного плаща, ехал на сильной гнедой лошади по едва проложенной дороге от Медальина до Веракруса. Было около одиннадцати часов утра, морской ветерок спал, и жара постепенно становилась изнурительной в этой бесплодной и песчаной местности, которая окружает город и по которой всадник ехал шагом. Пристально осмотрев окрестности, всадник, успокоенный полным уединением, окружавшим его, решился снять с себя плащ и, сложив вдвое, бросить его на седло.

      Тогда стало легко определить в ехавшем молодого человека лет двадцати двух, с тонкими и благородными чертами лица; его высокий лоб, черные глаза, насмешливый рот с небольшими темно-каштановыми усами придавали его овальному лицу выражение гордости, презрения и некоторой жестокости; он был высок и строен, манеры имел чрезвычайно изящные и непринужденные. Костюм из черного бархата с серебряными позументами прекрасно оттенял матовую белизну лица. Короткая шпага в серебряных ножнах доказывала, что он имел благородное происхождение, потому что одни только дворяне обладали в то время правом носить шпагу. Из-под шляпы из вигоневой шерсти, низкой и с широкими полями, выбивались длинные локоны черных волос, в беспорядке падавшие на плечи; ботфорты из желтой кожи с тяжелыми серебряными шпорами поднимались выше колен. Словом, это был блистательный кавалер, донжуанская внешность которого должна была нравиться сладострастным веракрускам и внушать ревность множеству мужей.

      В нескольких шагах от города он снова надел свой плащ, потом проехал Гуариту и вскоре достиг первых домов предместья Техерия. Впрочем, путешественник лишь ненамного углубился в это предместье; скоро его лошадь сама остановилась перед ветхим черным домом, массивная дверь любопытной резьбы которого тотчас отворилась перед ним.

      Молодой человек сошел с лошади и бросил поводья пожилому слуге, который, заперев дверь, подошел к нему, сняв шляпу.

      – Герцог спрашивал меня, Эстебан? – по-испански спросил молодой человек слугу.

      – Два раза, граф, – почтительно ответил Эстебан.

      – Он не тревожился и не сердился на мое отсутствие?

      – Не сердился, но тревожился, ваше сиятельство.

      – Нет ничего нового?

      – Нет, ваше сиятельство; за те два дня, что продолжалось ваше отсутствие, герцог оставался взаперти в своих комнатах. Он вышел только раз, чтобы проститься с губернатором.

      – Герцог едет?

      – Приказано готовиться сегодня вечером, ваше сиятельство, ничего не изменилось.

      – Мне ничего не приносили?

      – Сегодня утром, около часа тому назад, приходил человек с двумя торговцами, которые принесли сундуки.