Название | Судьба императора Николая II после отречения. Историко-критические очерки |
---|---|
Автор произведения | Сергей Мельгунов |
Жанр | Биографии и Мемуары |
Серия | Революция и царь |
Издательство | Биографии и Мемуары |
Год выпуска | 0 |
isbn | 978-5-4484-7695-2 |
Поводом для бури в стакане воды послужило освобождение Керенским ген. Иванова и заключение его «под домашний арест». В сущности, никакого правового и морального основания для привлечения к ответственности и содержании в тюрьме, как уже указывалось, потенциального «усмирителя» Петербурга не было71. Крикливые заявления Стеклова с требованием объявить преступного генерала «вне закона» находили, однако, некоторый отклик, и «кучка солдат», по выражению Суханова, «говорила об этом». В Исполн. Комит. «левые» предлагали «официально» вызвать генерал-прокурора и потребовать от него «ответа». Керенский легко разрубил узел, по обыкновению своему обратившись непосредственно к «массам», минуя Исполн. Комитет. Явившись 26-го на общее собрание солдатских секций Совета, он произнес патетическую (скорее демагогическую) речь, «пожал бурю аплодисментов» и уехал, не заглянув на происходившее тут же в Таврическом дворце заседание Исполн. Комитета. Газеты излагали речь Керенского так: «Я слышал, что среди вас ходят слухи, будто бы я делаю послабления старому правительству и лицам царской фамилии. Я слышал, что в вашей среде появились люди, которые осмеливаются выражать мне недоверие. Я предупреждаю всех, кто так говорит, что не позволю не доверять себе и в моем лице оскорблять русскую демократию. Я вас прошу или исключить меня из вашей среды, или мне безусловно доверять (бурные аплодисменты). Вы обвиняете Времен. Правительство и меня в том, что мы делаем послабления лицам царской фамилии, что мы оставляем на свободе их и поступаем с ними снисходительно. Но знайте, что я был в Царском Селе, я виделся с начальником гарнизона. Я говорил с солдатами. Комендант Царскосельского дворца – мой хороший знакомый, которому я доверяю вполне. Гарнизон обещал мне исполнять только мои приказания. На вас наводит сомнение, что на свободе остались некоторые (?) лица царской фамилии. Но на свободе только те, кто вместе с вами протестовал против старого режима и против царизма. Дмитрий Павлович оставлен на свободе, так как он боролся до конца со старой властью. Он подготовил заговор и убил Гришку Распутина, и он имел полное право оставаться простым офицером в рядах русской армии в Персии. Ген. Иванова я освободил, но он находится все время под моим контролем на частной квартире. Я освободил его, так как он болен и стар, и врачи утверждают, что он не проживет и трех дней, если останется в той среде, куда он был помещен…» Прерываю речь Керенского. Его слова: «Я хочу знать, варите ли вы мне или нет», – прерываются овацией. Крики: «Верим,
71
Это признает и «левый» мемуарист, подчеркивая психологическую сторону вопроса. «Допустим даже, – пишет Суханов, – что этого господина следовало освободить, но ведь не больше же было оснований, чем для освобождения многих и многих сидящих в Петропавловке и других местах… А затем ведь надо считаться с психологией, учитывающих характер преступления и болезненно реагировавших именно на Иванова. Если его следовало освободить, то следовало сначала убедить в этом…»