Имперский союз: В царствование императора Николая Павловича. Разминка перед боем. Британский вояж. Александр Михайловский

воевал во Вторую чеченскую войну. Он был тяжело ранен в двухтысячном году под Аргуном.

      Антон, наблюдавший за всем происходящим, вмешался в этот немного сумбурный разговор:

      – Князь, у нас в ходу несколько другие обычаи, а потому я хотел бы предложить вам обходиться в разговорах без титулования. В наше время это не принято. Чтобы выказать уважение человеку, достаточно назвать его по имени и отчеству. Владимир Федорович, как вы относитесь к моему предложению?

      – В чужой монастырь со своим уставом не лезут, – полушутливо сказал Одоевский и развел руками. – Господа, вы и дальше не стесняйтесь, подсказывайте мне, как надо себя вести в вашем времени.

      – Вот и отлично, – сказал Антон. – Владимир Федорович, скажите, вы не устали? – Одоевский отрицательно покачал головой, и Воронин продолжил: – Тогда, если вы не возражаете, мы переоденем вас в то, что носят в нашем времени, и совершим небольшую прогулку по Санкт-Петербургу.

* * *

      Переоделся князь довольно быстро. Во время этого действа Одоевский про себя вдоволь поудивлялся и потешился над тем, что носят потомки. Ему казались смешными джинсы, футболка, напоминающая нижнюю рубашку, и сандалеты, смахивающие на обувь итальянских лаццарони.

      Наконец, экипировавшись должным образом, они вышли на улицу. Антон жил в центре города, на Гагаринской улице, называвшейся совсем недавно улицей Фурманова. Выйдя на набережную Кутузова, Антон и Александр попрощались с Кузнецовым и Сергеевым-младшим, и втроем пошли в сторону Летнего сада.

      Одоевский удивлялся всему. Его изумлял поток диковинных механизмов – автомашин – двигавшихся по набережной. Он удивленно и с трудно скрываемым осуждением поглядывал на наряды питерских дам, которые, радуясь теплой погоде, щеголяли в топиках и коротеньких шортах, открывавших соблазнительные животики и стройные ножки. Князь отчаянно краснел и старательно отводил взгляд от наиболее откровенно одетых прелестниц.

      Пройдя по Фонтанке, наши друзья и Одоевский остановились у здания цирка Чинизелли, которое появилось здесь лишь в 1877 году. До того на его месте находился цирк Турнера, который использовали в основном для театральных представлений. Князь полюбовался на фасад здания, украшенный лепниной и скульптурами.

      Одоевский жадно расспрашивал Антона и Александра о том, как живут нынче люди, какие у них развлечения, верят ли они в Бога, и кто правит в России. Он был обрадован, узнав, что Петербург уже почти сто лет не является столицей России. Князь был по рождению москвичом, и хотя уже пятнадцать лет прожил в Петербурге, но так и остался горячим патриотом Первопрестольной.

      На Аничковом мосту гость из прошлого долго любовался бронзовыми скульптурами юношей, укрощающих коней, работы барона Петра Клодта. В его время их еще не было. Одоевский не удержался и прошел по набережной Фонтанки до дома № 35, из которого они в 1840 году отправились во межвременное путешествие.

      – Невероятно, – сказал князь, глядя на окна дома, из которых он смотрел на Фонтанку всего несколько часов