Красные орлы. Филипп Голиков

командует: «В цепь!» Однако люди очень нерешительно выбираются из канавы.

      Мы поставили «кольт» на дороге и ударили по врагу. Красноармейцы стали увереннее. Я подумал тогда, что и мне положено быть в цепи. Страха не испытывал. Только возбуждение.

      Поднялся в рост и пошел вперед. Рядом, вижу, идут другие. Закричали «ура» и побежали быстрее. Противник не выдержал и отступил.

      Это, как выяснилось, тамакульские кулаки устроили засаду.

      Уже в Падериной ко мне подошел один пожилой красноармеец и сказал:

      – Думаешь, ты смелый? Просто – несмышленыш.

      Слова его обидели меня.

      Отдохнув немного, двинулись на Тамакул. До него всего верст десять. Это торговое село, богатое, большое. Тут всего ожидать можно. Теперь мы продвигались осторожно, с разведкой.

      Верстах в двух от села к нам присоединился добровольческий отряд из военнопленных мадьяр. Он прорвался в наши места из Сибири. Сделали остановку, покурили с товарищами мадьярами. Они уже прилично говорят по-русски, вполне понимают нас.

      Оба отряда развернулись в цепь и ночью, тихо, без выстрелов, вышли к Тамакулу.

      Вопреки ожиданиям, бой не разгорелся. Тамакульские кулаки заранее узнали о нашем приближении и удрали.

      Наутро расстались с мадьярами. Они пошли по своему направлению. Мы же в Тамакуле простояли сутки, а утром 7-го двинулись на село Кривское. Днем без боя вступили в Кривское. В нем больше восьмисот дворов. Много кулачья. До Шадринска оставалось около сорока верст. Но нам не приказано идти туда. В Шадринске, по слухам, собрались большие силы: чехи, казаки, офицеры, кулачье…

      В Кривском задержались на несколько суток. Штаб расположился в доме купца Зайкова, напротив церкви. Здесь же остановился товарищ Кучмей. Из отряда высылалась разведка в сторону Шадринска, Долматова и села Ольховки. На околицах Кривского выставили небольшие караулы. Проводили обыски, арестовывали врагов советской власти. У местного торговца изъяли сто пар сапог, которые тут же раздали красноармейцам и дружинникам.

      Но во всем, что мы делали, не было определенности, уверенности. Приказы иногда отменялись; вместо одного давали другой.

      В отряде дела обстояли неважно. Не знаю, почему и каким образом во главе отряда оказалось два командира – товарищ Кучмей и товарищ Туманов.

      Они все время ругались между собой.

      Мы видели, что Туманов вином и женщинами интересовался больше, чем отрядными делами.

      В результате нас постиг тяжелый удар.

      На четвертые сутки пребывания в Кривском, едва стало подниматься солнце, на церковной колокольне ударили в набат, и в ту же секунду загремели выстрелы с крыши дома, в котором жил Кучмей. Стрелял сам командир отряда: поднимал нас по тревоге. Но не успели мы опомниться, как ружейная стрельба разгорелась во всех концах села. Караулы наши были уже сняты и село окружено врагами. Чехи и белогвардейцы нежданно-негаданно ворвались в Кривское.

      Поднялась паника. Никто нами толком