Последняя драма Шекспира. Наталья Александрова

Все в театре знали, что после того, как Коготкову бросил любовник, она стала пить. И вот что с ней делать? Неужели и правда заснула? Если так, то придется ставить вопрос перед Главным, чтобы Коготкову заменили. Не ждать же, когда она на сцене упадет, сраму-то будет…

      Жалко все-таки Аньку, когда-то была хорошая актриса. Да вот не выдержала, сломалась из-за подлого любовника. Какие же все-таки мужики сволочи!

      – Лиза! Тверская! – окликнула Гиацинтова исполнительницу роли Эмилии. – Толкни Коготкову! Что она тут покойницу изображает? Спектакль кончился!

      Лиза, обернувшись на зрительный зал, бочком подобралась к ложу и вполголоса окликнула неподвижно лежащую Дездемону:

      – Аня, спектакль окончен! Вставай, выходи на поклоны!

      Дездемона не шелохнулась.

      – Да что с тобой? – Тверская склонилась над Дездемоной и вдруг испуганно вскрикнула.

      – Что происходит? – Гиацинтова вышла из-за кулис, не обращая внимания на зрителей.

      – Она… она, кажется, и правда умерла! – дрожащим голосом пробормотала Лиза.

      – Да что ты несешь? – возмущенно выкрикнула Гиацинтова. – Сама, что ли, выпила?

      – Она как-то странно лежит… не шевелится…

      – Занавес! – опомнилась Гиацинтова, и только когда занавес опустился, отделив сцену от все еще аплодирующих зрителей, подбежала к ложу Дездемоны. –   Что с ней такое, сознание потеряла? – спросила озабоченно.

      Все занятые в спектакле актеры столпились вокруг ложа и растерянно взирали на неподвижное тело. Потом так же единодушно все головы повернулись к помощнице режиссера – как всегда, от нее ожидали решительных действий.

      Гиацинтова протянула руку и взяла Дездемону за запястье. Пульса не было.

      – Кажется, она и правда умерла.

      – Надо же, как вошла в роль! – подал голос театральный остряк Радунский.

      Все остальные посмотрели на него с осуждением – в такие моменты шутки недопустимы.

      – А что я сказал? – фыркнул Радунский.

      – Бедная Аня! – всхлипнула костюмерша, хотя все знали, что она Коготкову терпеть не могла, вечно они скандалили из-за костюмов.

      – Там кровь, – пролепетала перепуганная Тверская, показав на платье примы.

      – Это бутафория! Краска! – авторитетно проговорила Гиацинтова. – Когда Отелло закалывается, он разбрызгивает вокруг красную краску, для ощущения подлинности… Ты что, забыла, что ли?

      Затем она повернулась к Кириллу Седову, исполнителю роли Отелло, и строго проговорила:

      – Кирилл Леонидович, вы что, так вошли в роль, что всерьез ее задушили?

      – Валерия! – воскликнул Седов с поистине театральным темпераментом. – Что вы такое говорите? Я сколько лет на сцене! Сколько я Дездемон передушил! А сколько раз мы эту сцену репетировали! Что я, по-вашему, не знаю, как это положено делать? Да я ее почти и не касался! Знаю я эту Коготкову – ее чуть сильнее прижмешь, она потом такой скандал устроит – мама не горюй! Видите ли, у нее синяки и так далее, кожа слишком нежная,