Город Солнца. Стопа бога. Евгений Рудашевский

ком ты? – насторожился Максим.

      – О баньяне… – Зои вздохнула. – Его теперь завесили тряпками, фонариками, корзинками. Как-нибудь попробую всё это убрать. Он тут, на снимке, такой красивый.

      Зои долго рассматривала фотографию. Пожалуй, чересчур долго. И в конце признала, что никто из трёх людей под деревом ей не знаком. Предложила показать фотографию кому-нибудь из старожилов. Затем позвала вместе прогуляться до баньяна. Аня эту идею поддержала и, схватив с кровати шляпку, первая устремилась к двери.

      – Мать говорила, что баньян – важный символ учения. Настоящий отец или гуру, то есть наставник, должен уподобиться баньяну, – сказала Зои, когда они встали ровно на том месте, где когда-то стояли Шустовы с их другом Сальниковым.

      – Мать? – шёпотом переспросил Дима.

      – Мирра Альфасса. Местная… святая, – так же шёпотом ответил Максим.

      – Понятно. А она странная, да?

      – Мать?

      – Зоя.

      На это Максим не ответил. А в следующий раз, когда Дима попробовал шутить над Зои, вступился за неё и предложил Диме приберечь шутки для кого-нибудь, кто сможет ему ответить.

      – Когда баньян молоденький, – продолжала Зои, больше обращаясь к Ане, – у него совсем слабый ствол. Его легко срубить. Потом от его ветвей опускаются воздушные корни, они врастают в землю и сами превращаются в стволы. Видишь, – Зои указала на новый росток воздушного корня. – Мать говорила, что ветви и общая крона – это учение гуру. А новые стволы – его ученики.

      И вот проходят десятилетия, проходят века, учеников становится больше, и баньян превращается в целую рощу связанных воедино деревьев. Между ними поют птички, отдыхают животные, иногда протекают речки. Этот баньян, – Зои коснулась ближайшего к ней ствола, – не такой уж старый, к тому же его подрезают. А бывают действительно гигантские – такие вот рощи, о которых говорила Мать. Главный ствол теряется среди других стволов и однажды отмирает. А жизнь, которую он начал, остаётся. Так и учитель однажды уходит, оставляя после себя цветущую рощу учеников. Он умер, его имя забыто, но оставленное им учение продолжает благоухать ещё долгие годы.

      Зои ненадолго затихла. Потом улыбнулась и положила ладонь Ане на предплечье.

      – Прости, я увлеклась. – Повернувшись к Максиму, добавила: – Оставь мне фотографию. Я поспрашиваю знакомых.

      Зои преследовали резкие перепады настроения: от детского возбуждения до неожиданного, почти старческого умиротворения. Максим подумал, что в минуты такого спокойствия, когда у неё не дрожали руки, не бегали глаза, Зои становилась по-своему красивой.

      – Фотография мне самому пригодится, но ты можешь переснять её на телефон.

      – У меня нет телефона, – Зои с виноватым видом пожала плечами.

      Наконец решили сделать обычную ксерокопию и договорились встретиться утром в столовой.

      В следующие два дня гуляли по Ауровилю вчетвером, и как-то всякий раз получалось, что Максим шёл с Аней, а Зои – с Димой. Зои вела себя свободно, и Диме это нравилось. Она брала у него трость, шла