Распутин. Вера, власть и закат Романовых. Дуглас Смит

Милицу прислал императору письмо, в котором писал, что «сами небеса» требуют увольнения Рачковского.

      В июле в Петергоф приехала сестра Александры, Элла. Она пыталась поговорить с ней о дурной репутации Филиппа. 23 июля Александра писала Николаю: «Она слышала о нем много очень неблагоприятных вещей и говорила, что ему нельзя доверять. Я не спрашивала, что о нем говорили, – я объяснила, что все это проистекает из ревности и любопытства. Она сказала, что все это было окутано тайной. Я же отказалась, сказав, что мы все делали открыто, и в нашем положении никогда и ничего нельзя скрыть, потому что мы живем на глазах всего мира»¹⁶. Александра не прислушалась к предостережениям Эллы. Всего за день до этого она написала Николаю, направлявшемуся в Ревель (ныне Таллин) на переговоры с кайзером Вильгельмом, поразительное письмо: «Так ужасно отпускать тебя, зная, какие трудности тебя ожидают. Но наш дорогой Друг будет рядом с тобой, и он поможет тебе ответить на вопросы Вильгельма».

      Филипп вернулся в Россию в начале августа. Николай и Александра были в восторге от того, что видят его. 25 августа 1902 года Николай записал в своем дневнике: «Счастливый день – около 5 ч. на Знаменку приехал “наш друг”! […] Обедали и провели весь вечер на Знаменке в обществе “нашего друга”. Что за радость его видеть!» Но в это время в семье произошел кризис. Летом стало ясно, что с императрицей что-то происходит. Живот ее не увеличивался, и не было никаких признаков того, что плод развивается. Тем не менее во дворце строили планы появления нового долгожданного ребенка. Были заготовлены императорские манифесты по поводу рождения наследника. Весьма неохотно Александра все же дала обследовать себя доктору Дмитрию Отту, лучшему гинекологу России. И тот установил, что императрица вовсе не беременна. Это был тяжелый удар. Чтобы выйти из неловкого положения, было объявлено, что у императрицы произошел выкидыш¹⁷.

      31 августа смущенная Александра была вынуждена сообщить правду вдовствующей императрице и другим членам семьи, а потом они с Николаем уехали к Филиппу в Знаменку. Тот постарался утешить царственную чету, требуя, чтобы они позабыли про «всякое горе». Николай записал: «“Наш друг” говорил чудесно!» Но семья не была готова забыть все так легко. 2 сентября мать Николая и его сестра Ксения приехали во дворец, чтобы узнать, что это за странный француз, который так близок императорской чете. Супруги утверждали, что ничего плохого в их отношениях с Филиппом нет, что они никогда ничего не скрывали, а просто не говорили лишнего, Ксения была подавлена. В тот день она написала княгине Александре Оболенской, которая долгое время была фрейлиной вдовствующей императрицы: «А тайна все-таки остается тайной – кто он такой, мы так и не выяснили! Они сказали, что он очень скромный человек и что с ним приятно говорить, т. к. он так хорошо понимает вещи и говорит. Но все-таки и то хорошо, что la glace est rompue! [лед тронулся!]». Раздраженный Николай 3 сентября записал в дневнике: «Вообще о нем разносят такой