Белая ель. Вера Камша

плечах Пала Карои, а губы гици приникли к ее губам, и как же это было дивно, только больно быстро кончилось. Господарь отстранился и, склонив голову к плечу, разглядывал задыхающуюся Барболку, словно диковину.

      – Так было дело?

      Так?! Сравнил жабу с ласточкой! Девушка замотала головой, не находя слов.

      – Что же ты не кусаешься?

      Он был рядом, он был совсем другим, не таким, как на дороге. И она тоже была другой. Тогда он давал деньги, а она не взяла. Тогда рядом было два десятка витязей, и все глазели на нее. Все, кроме господаря.

      – Так что же ты не кусаешься? – повторил Карои, стягивая с плеча Барболки злополучную кофтенку и осторожно касаясь губами кожи. – Не хочешь?

      – Нет, – все было непонятно, чудесно и страшно, и Барболка не знала, что хуже – если он уйдет или если останется.

      – Нет? – Бровь снова взмыла вверх. – Но почему? Потому что тебе хорошо или потому что плохо?

      – Когда хорошо, даже кошки не царапаются, – выпалила девушка, обомлев от собственной смелости.

      – Царапаются, – расхохотался господарь, сильные руки толкнули девушку, она не удержалась и упала в ландыши. Встать ей не дали. – Еще как царапаются. И кусаются. А еще они мяучат. Ты будешь мяукать?

      Как хорошо, что она сбежала от Ферека! Как хорошо, что уснула на этой поляне! Как хорошо, что Пал Карои ходит теми же тропами!

      – Я все сделаю, как гици хочет, – прошептала девушка, – все…

      – Ты сказала, – он посмотрел ей в глаза, – а я слышал. Сними все, что на тебе, и отпусти волосы, пусть летают.

      Барболка кивнула. Вот так и бывает, знаешь же, что нельзя, а не можешь остановиться. И не хочешь.

      Юбка упала к ногам темной лужицей, рядом легла многострадальная кофта, как же она все это завтра наденет?

      – Расплети косу. – В лунном свете он был совсем молодым и невероятно, невозможно красивым.

      Барболка лихорадочно вырвала и отбросила ленту, которой так гордилась, налетевший ветер подхватил освобожденные пряди.

      – Волосы – это твои крылья, – засмеялся Пал Карои, – их нельзя связывать, их нельзя подрезать.

      Крылья? Но разве она сейчас не полетит к огромным пляшущим звездам? Полетит!

      – Ты рада? – Почему ей казалось, что у него черные глаза, они светлые, как лунные озера. – Тогда почему ты плачешь?

      Разве она плачет? Не может быть, это роса.

      – Весной не плачут. Весной поют. Всему свое время, пойми это, и будешь счастлива.

      Она и так счастлива, безумно, невозможно, неповторимо.

      – Любишь?

      – Гици… Мой гици…

      И неважно, что про нее скажут… Пусть… Сейчас весна, какое ей дело до осени?! Сейчас он с ней, сейчас он здесь…

      – То, что мне назначено, я взял, – губы господаря коснулись сначала одного соска, затем другого, – а остальное – мужу. Или мне, если придешь.

      – Приду, – выдохнула Барболка, цепляясь за горячие плечи, – куда скажешь, когда скажешь…

      – Смотри же, – господарь шутливо коснулся пальцем губ девушки, – я долгов не прощаю.

4

      Ручеек