БеспринцЫпные чтения. От «А» до «Ч». Александр Снегирёв

– не армяне делали. Если бы армяне, фиг бы набойки так быстро отвалились». О, это великое самомнение маленьких народов!

      – С вас триста рублей, – начинает заполнять квитанцию, – фамилия?

      – Абгарян, – говорю я, пряча улыбку.

      Он вскидывает глаза:

      – Из Армении?

      – Да. А вы?

      – Тоже.

      – Откуда?

      – Из Берда.

      – Я так и знала! Я сразу поняла, что вы мой земляк.

      – Вы чья дочка? (Никогда не спросят имени. Всегда – чья дочка. Или – из какого рода.)

      – Доктора Абгаряна.

      – О, а я из рода Меликян. Знаю, ваша бабушка тоже была Меликян. С вас семьдесят рублей. Только за материал возьму, за работу не буду.

      – Мне неудобно. Давайте я заплачу, как все.

      – Обижаете, сестра. Или не приходите больше к нам, или платите, сколько говорю.

      Торговалась с пеной у рта. Заплатила сто двадцать рублей.

      Недавно иду из магазина, он высовывается по пояс в окно.

      – Подождите. Вы Наринэ Абгарян?

      – Да.

      – Сейчас! – выскакивает из мастерской, бежит, размахивая книгой.

      – Подпишите, пожалуйста, дочкам. Я уже неделю вас караулю, по фотографии на обложке вычислил, что это вы.

      – Как дочек зовут?

      – Дарья и Маринэ.

      – Вразнобой назвали?

      – Ага, жена русская. Честно поделили.

      – А если мальчик?

      – Если мальчик, назовем обтекаемо.

      – Как это «обтекаемо»?

      – Максим. Чтобы и нашим и вашим.

      Посмеялись.

      Я делаю зарубку на памяти – Степан Меликян, сын Амирама Меликяна, сапожник. Потяни за ниточку – и воспоминания превратятся в ленту Мебиуса – как бы далеко ни уходил, возвращаешься в отправную точку. Каменный дом с потемневшей от времени деревянной верандой, большой яблоневый сад, обязательное тутовое дерево во дворе – в июне Амирам будет стряхивать спелые, сладкие плоды, легонько колотя дубинкой по веткам. А домашние будут ловить в большой тент стремительно темнеющие от медового сока ягоды.

      Тент отзывается дробным стуком на звездопад плодов – пх-пх, пх-пх. Если спрятаться под ним, то кажется, что идет самый настоящий град. Маленький Степан подставляет спину падающим ягодам, ойкает. Выползает счастливый, щербетно-липучий, перемазанный с ног до головы тутовым соком.

      Свежую ягоду пустят на варенье и сироп, а из перебродившей сделают самогон – тяжеленный, неподъемный. Выпил – и слава богу, что выжил. В Берде пьют такое, какое приезжим не переварить. Воистину, что нашему человеку хорошо, то остальным – смерть. На том и держимся.

      С громким стуком захлопывается дверь мастерской – Степан ушел принимать очередной заказ. Я стою, ошеломленная, посреди Москвы. В воздухе кружит мартовский снег. Если поймать его на кончик языка, он отдает горным родником. И совсем немного – подснежниками.

Апрель

      – Молодежь теперь умная, сло́ва ей поперек не скажешь!

      Старенькая Ясаман стряхивает с фартука невидимые крошки, одергивает